Вид этой недоступной ей роскоши так разозлил Паулу, что она показала язык, оставив мокрый след на идеально гладкой зеркальной поверхности.

Паула отшатнулась и тут же заметила какое-то движение в сумрачной глубине безлюдного помещения.

Уинтроп Тауэр заинтересовался, по какой такой причине незнакомая девчонка вдруг показала ему язык. Ее вызывающий жест он ошибочно принял на свой счет, и теперь ему захотелось понять, в чем дело. Вообще-то особы женского пола не входили в сферу его интересов, но, как опытный профессионал, он был подлинным ценителем красоты, будь то предмет антиквариата или человеческое существо.

Девчонка была по-настоящему красива. Правда, ее следовало хорошенько отмыть и, вероятно, слегка подрессировать. Он мог бы дать ей парочку советов, и она превратилась бы в само Совершенство – именно Совершенство с большой буквы.

Главными достоинствами ее личика были глаза, излучающие ярко-голубое сияние – и это несмотря на явную усталость. А еще губы. Их очертания восхитили Уинтропа.

А скулы! Они были просто великолепны. Было в них нечто восточное, но лишь тонкий намек на присутствие азиатской крови в родословной их обладательницы.

Уинтроп методично, как всегда, рассмотрел и оценил все остальные детали – изящные ушные раковины, лебединую шею, сейчас слишком грязную. При соответствующей тщательной обработке, превратив это уличное существо в статуэтку, можно было бы выставить на Зимнем салоне на Парк-авеню как олицетворение женской красоты.

И волосы у девчонки цвета спелой ржи вполне соответствовали общепринятым американским вкусам. Их только следовало хорошенько промыть и расчесать.

Но так как живую девчонку нельзя превратить в произведение искусства и с выгодой для себя продать на престижном аукционе, Уинтроп, удовлетворившись осмотром, потерял к ней интерес. Он присел на краешек антикварного стула неподалеку от витрины и стал изучать очередной каталог, пристроив толстенную книгу у себя на коленях.

Дерзкая девица, показавшая язык, была забыта, но напрасно он думал, что Паула легко откажется от возможности попасть в волшебный мир, который она углядела за стеклом витрины. Чтобы там ни находилось – музей или антикварный салон, – ей все равно надо было попасть туда, слишком сильны и неудержимы были потоки крови в артериях, пронизывающие ее юное тело, когда ее охватывало желание что-то вкусить, заиметь или хотя бы потрогать.

Она взглянула на бронзовую табличку у входа, простую, скромную, изъеденную за многие годы ядовитым лос-анджелесским смогом.

«Уинтроп Тауэр. Продажа, покупка и реставрация антиквариата».

Ей захотелось войти внутрь, а раз так – то она вошла.

Внутри было на удивление прохладно, и ей сразу вспомнилось, что она читала о гробницах фараонов. Вещи, которые восхитили ее при взгляде через витрину, вблизи были еще более чарующими. Только ей показалось, что они размещены не так, как следовало.

Переводя взгляд с одного предмета на другой, Паула вообразила комнату, обставленную этой мебелью. Все это время, пока она, застыв неподвижно, таращила глаза на драгоценную утварь, Уинтроп Тауэр пристально наблюдал за ней. Он уловил в ее взгляде неподдельное восхищение, и это пробудило в нем любопытство.

Хорошенькая, но неопрятная на вид девчонка вдруг, оказывается, была покорена великой красотой, с которой он сам каждый раз расстается с болью, если совершается сделка.

Уинтроп встал, кресло Марии-Антуанетты громко скрипнуло, и девчонка в страхе отпрянула.

– Хочешь посидеть в кресле королевы?

Она, разумеется, испугалась, но не подала виду. Наверное, и с самим дьяволом она бы встретилась так же – с безмятежной улыбочкой на лице.

– Конечно, мне хочется почувствовать себя королевой.