Владик (или Костик) устроился действительно неплохо. На каждом подлокотнике занятого им кресла сидело по полураздетой девице, и обе наперебой ласкали своего партнера, временами переключаясь друг на друга. Некоторое время Юрий с растущим интересом наблюдал за этой сценой. Потом он заметил, что стоит с отвисшей челюстью, сердито захлопнул рот, вздохнул и повернулся, чтобы уйти. Спустившись на две ступеньки, он вдруг остановился, обернулся и долгим взглядом посмотрел на компанию в кресле.

Юрию Рогозину был двадцать один год, но он до сих пор не встречался с девушками. Он не мог понять, что ему мешает, но что-то, несомненно, мешало: девушек он побаивался, и они платили ему тем же, старательно обходя стороной. Не раз, глядя в зеркало, он задавался вопросом, какого дьявола им нужно. Внешность, казалось бы, без патологий, ростом тоже не обижен, деньги есть, одет, как картинка из модного журнала… Так какого черта?

Он смотрел на группу в кресле, чувствуя растущее возбуждение. А что, собственно, такого? Почему хозяин дома должен бродить среди совокупляющихся гостей, как какое-то привидение? Чем он хуже остальных? Чем он хуже этого Владика… или Костика? Да ничем! А если как следует разобраться, то и лучше. А эти девчонки насели на него, как мухи на дерьмо, и облизывают… Кто они — малярши, вагоновожатые?

Должны почитать за счастье, если студент третьего курса МГИМО обратит на них внимание. И потом, зачем этому Владику или Костику сразу две? Он же так набрался, что и с одной, наверное, не справится. Вот подойти сейчас к ним, взять одну за руку… вон ту, со светлыми волосами, которая в колготках и без лифчика… взять за руку и сказать: «Пойдем». Что, не пойдет? Пойдет, как миленькая! Она чего хочет? Правильно, мужика! А я кто? Мужик! Ну так в чем же дело?

Он еще раз проверил цепь своих рассуждений и не нашел в ней ни одного слабого звена. Стараясь ступать твердо, Юрий подошел к креслу и, не давая себе времени на раздумья, взял блондинку за плечо. Плечо оказалось неожиданно прохладное, гладкое и упругое.

Блондинка прервала свое увлекательное занятие и обернулась, резким движением отбросив назад рассыпавшиеся по лицу волосы. Лицо у нее оказалось красивое, хотя и немного грубоватое. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что цвет ее волос имеет очень мало общего с тем оттенком, который был у них от природы. Глаза и губы девушки влажно поблескивали, щеки раскраснелись, на подбородке темнел мазок губной помады.

— Че надо? — без предисловий поинтересовалась она.

Ее подруга, воспользовавшись случаем, распласталась на Владике (или Костике), так что тот даже не заметил появления Рогозина.

— Пойдем, — сказал блондинке Юрий. — Они тут без нас разберутся.

Обнаженная грудь девушки притягивала его взгляд как магнитом. Он протянул руку и накрыл ладонью твердый розовый сосок. Блондинка отпрянула, едва не свалившись с подлокотника, и с треском ударила Юрия по запястью.

— Отвали, козел! — пьяным голосом выкрикнула она. — Ишь, чего удумал! Ты кто такой, чтобы меня лапать? И не пяль свои пьяные зенки, извращенец!

Рогозин вздрогнул и отшатнулся. Это было как оплеуха, тем более, что последнее бездумно брошенное блондинкой слово угодило в точку: в своих фантазиях Юрий Рогозин заходил очень далеко — гораздо дальше, чем мог рассчитывать в реальной жизни.

— Слышь, ты, как тебя, — продолжала блондинка, возвращаясь к своему прерванному занятию и глядя на Юрия через плечо, — принеси лучше выпить, а то мне не дотянуться.

Юрий постоял еще немного, до звона в ушах стискивая челюсти и прожигая блондинку взглядом. Он уговаривал себя, что обижаться на эту пьяную тварь просто глупо, но ничего не мог с собой поделать: голая гладкая спина, ласкающие пьяного Владика-или-Костика руки, длинные стройные ноги в колготках телесного цвета, сквозь которые виднелись узкие кружевные трусики, повернутый к нему затылок с копной крашеных соломенных волос, даже накрашенные темно-вишневым лаком ногти на ногах — все криком кричало о нанесенном ему незаслуженном оскорблении.