– Я не боюсь.

Кёниг подавил вспышку гнева, вызванную тем, что его снова перебили.

– Как я уже сказал, тебе не надо бояться; я сделаю все бережно…

– Ты.

Кёниг выругался про себя. Как он мог так проговориться? Он наклонялся, пока глаза его не оказались на одном уровне с глазами мальчика, и стал давить своей волей на его юное сознание. «Он должен смотреть на это так, как желаю я».

– Кому еще я могу доверять?

На мгновение на лице мальчика промелькнуло сомнение.

– Верно, – в конце концов согласился Морген. – Только тот, кто всем сердцем поддерживает интересы Геборене, должен помочь мне Вознестись. А иначе…

– Да.

Кёниг не хотел, чтобы мальчик слишком детально рассматривал этот вопрос. Созерцание может привести к сомнениям, а Кёниг совершенно не мог допустить, чтобы его будущий бог начал сомневаться.

Морген неловко улыбнулся.

– Я рад, что это будешь ты. Ауфшлаг никогда не простил бы себя.

«И это его величайшая слабость». Кёниг протянул мальчишке руку и изо всех сил постарался, чтобы его блеклые серые глаза выразили тепло и заботу. «Ты должен меня любить».

– А теперь, – сказал он, – обними меня.

Морген бросился в объятия Кёнига, и тот неуклюже потрепал его по волосам. Принимая мантию верховного жреца, он вовсе не думал, что ему придется проявлять к кому-то отеческую заботу.

– Я тебя не подведу. – Голос мальчика звучал приглушенно, пропадал в тканях одеяния Кёнига.

– Знаю. Я буду тобой гордиться.

– Я буду хорошим богом. Я верну империю, как ты желаешь.

Он погладил мальчика по тонким светлым волосам.

– Знаю.

Кёниг, погруженный в свои мысли, шествовал по причудливо изогнутым, странной формы залам храма Геборене. Прислужники бросались прочь с его пути, вжимались в стены, как будто хотели совершенно расплющиться.

Слишком близко подошел Морген к неприятной истине: «Только тот, кто всем сердцем поддерживает интересы Геборене, должен помочь мне Вознестись». Ребенок никогда не понял бы, это не так просто. Где заканчивается Кёниг и начинаются Геборене Дамонен? Если не он будет у руля, то церковь наверняка дрогнет и не справится.

«Мальчик должен умереть от моей руки». Те, кого ты убиваешь, служат тебе в Послесмертии. Если все закончится провалом, то он найдет спасение в этой истине. Новый бог будет служить, спасет его от собственных демонов.

«Сможешь ли ты это сделать? Ты сможешь убить ребенка?» Да, да, он сможет. Он распоряжался о проведении экспериментов Ауфшлага, и бессчетное число людей погибло по его приказу. «Но ты же никогда прежде никого не убивал по-настоящему». Кёниг никогда не резал клинком человеческую плоть, никогда никого не душил своими руками. Может ли он отравить этого мальчика? Если он это сделает, будет ли этот мальчик служить ему в Послесмертии? Получится ли, что Моргена убил Кёниг, или же его убил яд? Это был как раз один из тех раздражающих вопросов, которые философы готовы годами обсуждать, никогда не находя ответа. Отличается ли отравление от убийства с помощью удара ножа? Были ли это просто два разных оружия? Они воспринимались по-разному. Тот, кто пользуется ядом, действует на расстоянии. Возможно, ответ есть где-то в скучных и здравых убеждениях народа. Но сила бредовых заблуждений Кёнига определяла его реальность. Истина заключалась в том, как верил он, что это имело значение.

И только это, остальное было не важно.

Кёниг вернулся в свои покои, где его дожидались три доппеля. Отречение восседал в кресле с высокой спинкой, куда Кёниг садился тогда, когда принимал важных гостей.