Джо Шрайбер. Без окон, без дверей
Посвящается моему тестю Лестеру Э. Арндту (1933–2008) Нет темницы мрачнее, чем собственная душа!
Глава 1
Стояла долгая нью-гэмпширская осень — из тех, что затягиваются чуть не до конца октября; и мужчина с мальчиком проводили день на заднем дворе, перебрасываясь мячом, — у каждого на руке поношенная кожаная перчатка из гаража. Мальчик был маленький, летом ему исполнилось пять, но мужчина с ним общался легко и непринужденно, как с подростком, с откровенной любовью, на что мальчик охотно и радостно отвечал. Из дому они вышли в куртках, однако, побегав полчасика с непослушным обтрепанным мячиком от старого сарая с инструментами до кукурузного поля, мужчина снял с себя джинсовый пиджак, повесил на нижнюю ветку тополя, высившегося посреди двора. Видя это, мальчик тоже немедленно стянул куртку и бросил на землю. Любой наблюдатель принял бы их за отца с сыном. Глядя, как мальчик петляет, готовясь бросить мяч из-под руки, мужчина повернулся и побежал к полю, где его можно будет поймать, как показывал опыт. Но из-за капризов ветра или действия гравитации мяч проплыл над его головой, на мгновение застил полуденное солнце и достиг цели, прежде чем он это понял. Описав идеальную, длинную дугу, попал в темное окно сарая; через мгновение раздался звон разбитого стекла. Мальчик застыл на месте, округлив глаза, опустив руку с болтавшейся на ней перчаткой. — Дядя Скотт… — Ничего. — Еще не отдышавшись, мужчина перешел на шаг, направляясь в тень, отброшенную сараем. Вгляделся между двумя-тремя оставшимися в створке зубчатыми треугольными осколками, почуял затхлый запах отсыревших тряпок, старого машинного масла, сухой травы, гнилых листьев. В тенях смутно виднелись невысокие груды оборудования на бетонном полу. — Что? — Мальчика потрясли масштабы совершенного преступления. — Не волнуйся, — сказал мужчина, сокрушенно улыбаясь над запачканными рукавами, коснувшимися подоконника. — Дам небольшой совет, малыш. Никогда не позволяй продавщице уговорить тебя выложить за рубашку восемьдесят баксов. — Ладно. Подойдя к деревянной двустворчатой двери, мужчина вновь остановился, осмотрел замок, камнем висевший в петлях. — Ох. Интрига усложняется. — Что делать будем? — спросил мальчик. — У каждого замка имеется ключ. Он пошел через двор от сарая туда, где родился, — в старый скрипучий фермерский дом, существенно не изменившийся за пятьдесят лет, с тех пор как отец его выстроил. То же крытое заднее крыльцо с тем же затхлым запахом подземелья, который он не любил в детстве и теперь не любит. Снова инструменты. Старый железнодорожный фонарь. Логотип кока-колы. В одном углу воздел к потолку руку улыбающийся деревянный полицейский, выпиленный лобзиком и вручную раскрашенный. Отец его выпилил вечность назад. В самом доме пахнет так, будто запахи из двадцати разных кастрюль и дымящихся мисок образовали однородную смесь крахмала и жира. Войдя в гостиную с мальчиком в хвосте, мужчина — ничем не примечательный выходец из Новой Англии по имени Скотт Маст — прошел мимо какого-то куля на диване перед телевизором за батареей пустых коричневых бутылок. На экране хорошенькая блондинка в тесной футболке и поясе с инструментами рассуждала о полной перестройке столетнего федералистского дома. Когда она обмакнула кисть в краску и наложила первые мазки, существо на диване то ли рыгнуло, то ли всхрапнуло, переместив конечности на продавленных подушках. Скотт с мальчиком проследовали на кухню. Конечно, будь жива мать, она ужаснулась бы до смерти безобразию, воцарившемуся после отцовских похорон. Но Элинор Маст пятнадцать лет покоится в могиле, погибшая в том же пожаре, который уничтожил внучатного дядюшку Бутча и еще десятки людей. |
