— Не делай глупостей, Мерон! — рявкнул Ленч. — Как ты правильно заметил, твои выкормыши в наших руках. И если понадобится, мы их на куски порежем. — Потом он обратился к Гомеру: — Уведи его из комнаты. Если поднимет бучу, пристрели. Он нам больше не нужен.

Ярость во мне разгоралась все жарче. Когда Гомер наполовину повел, наполовину потащил меня из комнаты, я крикнул Ленчу:

— Если что-то случится с моими детьми, то полиция тебя из-под земли достанет! Неужели ты не понимаешь? В нашей стране с убийцами детей не сюсюкаются.

Ленч лишь повернулся ко мне спиной, словно меня здесь уже не было, и протянул к Кэйти лапищу в перчатке. Ее темные глаза заблестели от страха.

Гомер открыл кухонную дверь и вытолкнул меня в коридор.

— Так тебе нравится работать на тех, кто убивает детей? — бросил я через плечо, когда он грубо впихнул меня в гостиную. Окна в ней, как и на кухне, выходили на обе стороны дома, и здесь тоже царила безупречная чистота. Хотя в комнате стояла дорогая кожаная мебель, а на стене висел плазменный телевизор, уюта в ней не чувствовалось.

— А мне плевать, — небрежно откликнулся Гомер и ногой закрыл за собой дверь. И я понял, что он говорит правду. Мои дети для него ничто — как и мои страдания или страдания Кэйти.

Очевидно, я слишком долго смотрел на мир сквозь розовые очки. Я всегда верил, что люди в основе своей добры. Теперь мне стало ясно, что на свете хватает и злобных ублюдков, начисто лишенных положительных качеств. Они живут, не считаясь ни с какими законами, и плевать хотели на других.

Моя ярость вырвалась наружу; я стал действовать безотчетно, вырвавшись из рабства сознательных мыслей и страха, который всегда им сопутствует. Когда Гомер толкнул меня на приземистый черный диван (чтобы купить такой, мне пришлось бы пахать несколько месяцев), я внезапно развернулся, отвел пистолет в сторону и, прежде чем он успел среагировать, боднул его в переносицу. Раздался хруст, который показался мне громче выстрела; из ноздрей бандита хлынула кровь, глаза расширились и потеряли фокус. Он пошатнулся, словно пьяный, стукнулся головой о стену и осел на пол. Пистолета, однако, он не выпустил, поэтому я схватил его за запястье и задрал дуло к потолку, затем сорвал маску с его лица и три раза подряд быстро ударил головой в то же место, куда бил в первый раз. Одновременно я врезал ему кулаком в живот, потом по яйцам. Он застонал, запястье его расслабилось, и мне наконец удалось выхватить пистолет.

Под маской скрывалось бледное рябое лицо некрасивого парня лет двадцати двух, теперь хорошо разукрашенное. Он почти уже потерял сознание. Я с размаху ударил ему по лицу ногой. Снова раздался хруст, и тело парня сползло на толстый ковер.

Я проделал все это практически бесшумно. От комнаты, где Ленч остался наедине с моей женой, меня отделяло лишь несколько ярдов и две стены.

Я посмотрел на пистолет в своей руке — дуло подрагивало. Затем перевел взгляд на Гомера Симпсона. Этот точно на какое-то время вне игры.

И я тогда задал себе простой вопрос: что теперь делать, черт побери?

А потом раздался выстрел, где-то рядом разбилось стекло, и отвечать на вопрос не понадобилось.

44

Добравшись до вершины холма, Болт остановился и напряг слух, но не услышал ничего, кроме обычных лесных звуков — шуршания листьев, пения птиц, причудливых криков фазанов. Он знал, что не ошибся: это вершина холма Рэйнджерс-Хилл, и телефон Кэйти Мерон должен находиться где-то рядом. Однако самой Кэйти что-то не было видно.