Лиза Грей. Без следа
Маме, которая всегда в меня верила
Пролог
Я оставляю машину примерно в четырех кварталах от нужного места и прохожу оставшееся расстояние пешком. Ее дом спрятался в самом конце улицы; его наполовину скрывают тени, никто и не подумает заглядывать в окна. Сейчас уже стемнело и плохо видно, но я знаю, что при дневном свете эти стены приобретают оттенок засохшей грязи. Краску не обновляли уже несколько лет, — по крайней мере, с того момента, как она сюда переехала. Крыльцо, к моему удивлению, хорошенько разобрано и подметено. На нем осталась только металлическая подставка с двумя парами ботинок — одной детской, одной взрослой. Я прохожу мимо воткнутой в заросшую лужайку таблички. Она предупреждает, что дом находится под охраной «Смит-энд-Вессон». Я тихонько усмехаюсь. Никакой пистолет ее не спасет. Бесшумно всхожу на крыльцо. Большое окно закрыто занавесками, сквозь крошечную щель между которыми пробивается мерцающий желтоватый свет. Из-за двери слышится негромкая музыка. Уже поздно, но она, как обычно, не спит. Поднимаю руку в темной перчатке и стучу в дверь. Она обтянута мягкой кожей, поэтому звук выходит немного приглушенным. Она открывает дверь. Невозможно не признать, что она просто великолепна. Ее фигура озарена сиянием свечей. Музыка создает приятный фон, который проступает все лучше. Играет одна из модных унылых групп, кажется, из Сиэттла. Глаза у нее стеклянные; видимо, напилась или обкурилась. Она на секунду замирает. — А я все думала, — наконец слышу я, — когда же ты появишься. Ну что, заходи. Прохожу в гостиную. Она спрашивает про мое желание выпить, но я ничего не отвечаю. Она подходит к бару и наливает в бокал красного вина, а затем доливает до краев и себе. Похоже, она выпила уже не одну бутылку. — Эй, — удивляется она, — а чего это ты в перчатках? Там разве холодно? Я молчу. Она протягивает мне бокал, но я не двигаюсь с места. — Не стесняйся, — пожимает она плечами. После этого она слегка поворачивается, чтобы поставить оба бокала на кофейный столик. В это мгновение я изо всей силы ударяю ее в лицо. Она застывает на месте и роняет свой бокал. Красная жидкость мгновенно заливает светлый ковер. У нее из носа льет кровь; она пошатывается. Я ударяю еще раз. Она наконец падает. Быстро сажусь ей на грудь. В руке у меня нож. Дыхание, кажется, ускорилось, но руки все еще не дрожат. Разрез получается точным и быстрым. Ее кровь смешивается с алым мерло. Через пару мгновений она истечет кровью; дело сделано. Вдруг при взгляде на распростертое тело меня охватывает прилив ярости: кровь бешено мчится по венам, в висках яростно стучит. Я высоко заношу нож и как могу глубоко вонзаю его ей в сердце, потом еще и еще. Это продолжается до тех пор, пока я не изматываюсь и не падаю прямо на нее. В этот момент внутри зарождается еще одно неожиданное ощущение. Мне требуется некоторое время, чтобы понять, что это восторг. Это мое первое убийство, но я сразу понимаю, что оно будет далеко не последним. Я поднимаюсь и засовываю нож в задний карман. Затем выхожу в прихожую и прислушиваюсь, не заскрипит ли лестница под чьими-нибудь шагами. Стоит полная тишина. Возвращаюсь в гостиную, где все еще играет музыка. Огоньки свечей бросают на стены причудливые тени. Подхожу к светлому кожаному дивану, оглядываю безжизненное тело на полу и улыбаюсь. После этого устраиваюсь поудобнее и принимаюсь ждать.
1. Джессика
Джессика Шо уставилась на фотографии. Большинство людей на них наверняка были уже мертвы или очень хотели, чтобы их больше никто никогда не нашел. Она прищурилась — в окно било закатное калифорнийское солнце — и придвинулась поближе к своему макбуку, чтобы не упустить ни одной детали. |
