— В этой музыке не было ни капли жизни с тех пор, как мы уехали из Де-Мойна.

Случись этот разговор несколько месяцев назад, отец лишь усмехнулся бы в ответ и потрепал бы сына по затылку. Но сейчас он ощутил укол критики, мужской вызов, брошенный сыном. Он упрямо вскинул подбородок.

— С этой мелодией все в полном порядке и всегда так было. Все дело в том, что ты недостаточно хорошо играешь. Уже два раза сбился с ритма. Я устал от твоего надутого вида за инструментом.

Пытаясь разрядить обстановку, Эбби встала между отцом и братом. Нарастающее напряжение уже долгие недели держало всю семью на пределе.

— Мне кажется, мы все немного устали.

— Я могу сам говорить за себя, Эбби. — Трейс вскочил из-за рояля. — Никто не дуется за инструментом.

— Ха! — Фрэнк отмахнулся от сдержанного прикосновения Молли. Господи, а мальчик действительно вымахал, подумал Фрэнк. Высокий и стройный, теперь он казался почти незнакомцем. Но Фрэнк О’Харли по-прежнему в седле, и настало время напомнить сыну об этом. — Ты дуешься с тех пор, как я сказал, что мой сын не станет мотаться по миру, направляясь в Гонконг или куда-то там еще, как какой-то цыган. Твое место рядом с семьей. Ты несешь ответственность перед труппой.

— Это не моя ответственность, черт подери.

Глаза Фрэнка сузились.

— Полегче, парень, следи за словами, ты не настолько взрослый, чтобы я не справился с тобой.

— Пришло время тебе услышать правду, — продолжал Трейс, не в силах сдерживать чувства, так долго копившиеся в душе. — Год за годом мы исполняем второсортные мелодии во второсортных клубах.

— Трейс, — Мадди бросила на него умоляющий взгляд, — не надо.

— Не надо что? — грубо откликнулся он. — Не говорить ему правду? Понятно, что он все равно ничего не услышит, но я не могу молчать. Вы втроем и мама слишком долго скрывали от него эту правду.

— Приступы гнева нагоняют скуку, — лениво промурлыкала Шантел, хотя у самой нервы натянулись, словно струна. — Почему бы нам всем не соблюсти нейтралитет?

— Нет. — Дрожа от негодования, Фрэнк отошел от дочерей. — Давай, говори, что хотел.

— Мне осточертело постоянно разъезжать на автобусах непонятно куда, я устал притворяться, что следующая остановка — наш конечный пункт назначения. Ты год за годом таскаешь нас за собой из города в город.

— Таскаю вас? — Лицо Фрэнка пылало от гнева. — Так вот чем я, оказывается, занимаюсь!

— Нет. — Молли шагнула вперед, глядя на сына. — Нет, это не так. Мы сопровождали тебя по доброй воле, потому что искренне хотели этого. И если один из нас не хочет, он имеет полное право открыто заявить об этом, но не быть жестоким.

— Он не слушает меня! — завопил Трейс. — Ему наплевать, чего я хочу или не хочу. Я же говорил тебе. Я говорил тебе, — обернулся он к отцу. — Каждый раз, когда я пытаюсь поговорить с тобой, все, что я слышу в ответ, — это что нашей семье необходимо держаться вместе, что за углом нас ждет уникальный шанс, хотя за углом не оказывается ничего, кроме очередного паршивого разового выступления в очередном никудышном клубе.

Это было слишком похоже на правду и заставляло Фрэнка чувствовать себя неудачником, в то время как он хотел для своей семьи всего самого наилучшего. Гнев был единственным оружием Фрэнка, и он не преминул им воспользоваться.

— Ты неблагодарный, эгоистичный и глупый мальчишка.