«Сейбер, где ты?»

Если бы только она могла сейчас почувствовать его горячие объятия, заглянуть в его серьезные зеленые глаза. Это помогло бы ей выстоять, справиться с бедой.

Она не должна давать волю слезам. Сейчас не время плакать, и слезы не избавят ее от ужаса.

«Итак, портниха, жди моего следующего письма. Не бойся, я не собираюсь снова отправить тебя в тот дом и засадить тебя за иголку с ниткой. Пока еще нет. Возможно, никогда, если ты будешь слушаться меня».

Этот сумасшедший хочет шантажировать ее? Но зачем?

«Я еще не решил, как ты заплатишь за то зло, что мне причинила».

Зло? Но она никому никогда не причиняла зла. Пот выступил на ее разгоряченном лбу. Мама с папой еще не уехали. Она сейчас пойдет к ним и покажет это письмо.

Нет. Они и так уже столько сделали для нее.

«Я знаю, ты готова служить мне. Терпение, моя девственница, терпение. Я не скажу, когда приду к тебе, но я приду. Избегай появляться на публике и держись подальше от мужчин, если не хочешь, чтобы тебя опозорили на весь свет. Имей в виду, если я встречу тебя на каком-нибудь балу, то непременно расскажу всем джентльменам, кто ты на самом деле. Твой настоящий цвет – красный шифон. Ты призвана выполнять любые желания джентльменов. «Джентльмены больших размеров, милости просим!» Так было написано на двери миссис Лашботтам. Но ты гораздо лучше меня помнишь все детали. Может, ты тоже предпочитаешь продевать джентльменов больших размеров в свое игольное ушко?»

Господи, что это значит?

На ступеньках послышались торопливые шаги.

«Я, моя прелестная девственница, твой заботливый господин. Жду не дождусь встречи, которая подарит мне наслаждение».

Она сунула письмо и конверт в карман платья и прижала ладони к горящим щекам.

– Элла! Элла! – Дверь распахнулась и ударилась о стену. – Это я, Макс. Стер себе ноги до крови и выдохся от усталости, но добрался до тебя, сестрица. Почему ты здесь, а не на Ганновер-сквер? Крэбли не удосужился мне объяснить.

Элла отступила на шаг.

– Макс? Что ты делаешь в Лондоне? Ты же должен быть в школе.

– Я смертельно болен, – сказал он, пошатнувшись с комичным видом. – Видишь, как я слаб, – решил вернуться к тебе в надежде, что ты спасешь мне жизнь.

Придав своим чертам суровое выражение, как и подобает старшей сестре, Элла окинула взглядом своего пятнадцатилетнего брата, начиная от рыжей лохматой шевелюры до носков начищенных сапог, сшитых на заказ.

– Я здесь, потому что мама с папой возвращаются в Шотландию завтра утром. Эдвард и Сара соскучились без них, к тому же папа должен уладить кое-какие дела в Керколди. И мама тоже едет с ним. Прабабушка будет опекать меня во время всего сезона. Но довольно об этом. Что случилось, Макс? Тебя что, исключили из Итона?

– Исключили? Как ты могла такое подумать? Я образцовый ученик. Учителя мной не нахвалятся. Они никогда не видели ничего подобного, об этом твердят мне каждый Божий день.

В свои пятнадцать Макс вырос до шести футов, но в отличие от других подростков вовсе не казался долговязым, он был хорошо сложен. Макс всегда отличался живостью характера. Его когда-то морковного цвета кудри с годами потемнели и больше не стояли торчком, хотя по-прежнему были густыми и вились кольцами. В зеленых глазах мелькали веселые искорки, которые иногда исчезали, уступая место серьезности. Макс Россмара превратился в красивого подростка, и Элла смотрела на него с гордостью.

Правда, сегодня к чувству гордости за брата примешивалось смутное подозрение. Он, конечно же, не болен и не имел никакого права приезжать сюда, если только его не выгнали из Итона.

– Ты прислала мне письмо, – сказал он, остановившись перед ней, положив ей руки на плечи и внимательно заглянув ей в лицо.