Гриффин невольно смутился. Розамунда будет жить здесь? Дом заметно обветшал, а внутри выглядел совсем убого. После смерти деда он распустил половину слуг, а после безвременной кончины учителя музыки разошлись и все остальные. Осталась лишь одна семья, которая поддерживала кое-какой порядок. Помещения Пендон-Плейс, полутемные, грязноватые, отдававшие сыростью и затхлостью, внешне были столь же непривлекательны, как и их хозяин.

– Ну, как знаешь, – ответил Девер. – Ты женишься на леди Розамунде. Она выводит Джекс в свет, та вращается там весь сезон и, заметь, под надежным присмотром.

– Не забудь о списке претендентов, – напомнил Гриффин.

– Твоя сестра кобылка с норовом, – ухмыльнулся Девер. – Она ничего такого не выкинет?

– С чего ты взял?

– Женись побыстрей на леди Розамунде. Теперь все зависит только от тебя.

Глядя вслед уходившему Деверу, Гриффин размышлял о том, к чему отнести эти слова: то ли к замужеству Жаклин, то ли к его прекрасной невесте.

Похоже, Девер был прав и в том и в другом случае.

«Мадам, нам пора обвенчаться. Жду вас на следующей неделе в Пендон-Плейс. Ваш и т. д., Трегарт.

P.S. Захватите с собой костюм для верховой езды. Синего цвета».

«Сэр!

Признаюсь, ваше послание несказанно удивило меня и совершенно сбило с толку. Простите, я сначала даже не сразу вспомнила вас.

У меня много неотложных дел, из-за которых я никак не могу покинуть Лондон. Но даже если бы я не была занята, то ни за что бы не стала выполнять подобное указание, от кого бы оно ни исходило.

Если вы соблаговолите, то можете навестить меня в родовом особняке герцога Монфора.

Ваша и т. д., леди Розамунда Уэструдер.

P.S. Не могу понять, о каком костюме для верховой езды вы говорите».

– Очередной год, новые разбитые сердца.

Леди Сесили Уэструдер взирала на цветы, которые поклонники едва ли не каждый день посылали ее кузине, когда та жила в Лондоне. Сезон еще не начался, а светская жизнь Розамунды уже была заполнена многочисленными приглашениями и разного рода развлечениями.

– Розамунда, клянусь, ты одна обеспечиваешь работой всех лондонских продавцов цветов.

– Гм-гм? – отозвалась Розамунда, почти не слушая Сесили. Она внимательно читала чье-то полное любезностей письмо, которое сопровождало очаровательный букет фиалок. – Как это мило, – прошептала она.

Передав букет горничной, Розамунда принялась за другой букет и за другое письмо. Она старалась получше запомнить имена всех дарителей, чтобы при случае вежливо поблагодарить каждого из них за проявленную любезность.

Мужчины, как она узнала, в глубине души весьма ранимые создания, несмотря на их физическую силу и напускную развязность. С ними надо вести себя тонко и осторожно, чтобы ненароком не обидеть, случайно не задеть их болезненного самолюбия. Иногда ей очень хотелось уехать в провинцию, скрыться там на все время сезона, но это было бы откровенное малодушие. Она скорее умерла бы, чем согласилась выглядеть в глазах окружающих влюбленной, тоскующей по Гриффину Деверу.

Теперь он стал графом Трегартом, но она не была графиней.

Пока еще не была.

Розамунда спрятала лицо в букете кремовых благоухающих роз и тихо вздохнула. Как ни странно, но каждый раз, когда кто-нибудь из джентльменов посылал ей цветы, ею овладевала грусть. Такие подношения лишь подчеркивали пренебрежительное отношение Гриффина к ней – он не подарил ей ни одного цветка.

Нет, сами цветы ее не слишком трогали; прилагаемое, как правило, к ним письмо – вот что было самым главным.