Изменить размер шрифта - +
Заглохнул, как и было приказано. Смотрел на оборзевшего очкарика и придумывал ответ. Но выпускник Сорбонны нашел чего сказать быстрее:

– Пошли, тут холодно, – раздраженно и томно, в полном соответствии с понятиями вертухая о выпускниках, буркнул Коротич и, обойдя застывшего охранника, как столб, запахивая полы шубы, направился через двор к двухэтажному кирпичному дому, имевшему все признаки долгостроя. У крыльца стояли заметенные снегом бочки с цементом и штабель кирпича, подпирающий обшарпанную деревянную лестницу.

Сзади громко лязгнули ворота.

Не дожидаясь охранника, Максим-Миранда прошел по большой запущенной комнате к спуску в подвал. Кивнул конопатому пареньку, сидящему на низком табурете перед столиком, засыпанном рыбными объедками – охрана воблой под пиво оттягивалась, – и стал спускаться к железной двери.

Конопатый быстро обтер руки засаленным полотенцем, и цыкая зубом, поспешил за господином в шубе. Максим-Миранда, так и сняв перчаток, указал на запертую дверь

– Открой.

– Дак это…, – засомневался конопатый. – Иваныча как бы должен…

– Открывай, я сказал! – прикрикнул адвокат, и вертухай, полез в карман за ключами.

Максим-Миранда перешагнул порог подвала. Оставаясь на верхней площадке деревянной лестницы в четыре ступеньки, огляделся: свисающая с высокого потолка слабая лампочка освещала тюфячок в углу у батареи. На голом матрасе лежал мужчина с изможденным лицом и закрытыми глазами.

– Когда вы ему сахар измеряли? – не поворачиваясь к охраннику, ворчливо и озабоченно поинтересовался юрисконсульт.

– Дак это… Иваныч недавно приезжал… Он и проверял.

"Паршиво, – подумала Миранда. – Ох как все паршиво… – Поддергивая полы шубы, Коротич-Хорн спустился на цементный пол, быстро подошел к лежащему человеку, нагнулся: пощупал пульс, задрал веки Вишневского. – Пока не в коме, но почти готов", – поставила диагноз диверсантка.

Макс-Миранда разогнул спину и некоторое время задумчиво смотрел в серую стену.

Носитель диверсантки достался слабосильный и изнеженный. Такой полубессознательное тело олигарха из подвала не вытащит – лестницы крутые, узкие, а сам Вишневский на ногах не устоит. Охранники приказу вынести Ефимовича из подвала, не подчинятся.

А перебрасываться в Вишневского нельзя категорически. На восстановление работы поджелудочной железы требуется время, да и непонятно – получится ли вообще запустить изнутри работу недееспособного органа без предварительной инъекции инсулина. Есть опасность застрять в полумертвом носителе, не способном даже пальцем шевельнуть и активировать телепорт для экстренного переброса!

Максим-Миранда развернулся к подвальной лестнице, где уже стояли оба сторожа. Нахмурился:

– Вы что же, остолопы, делаете?! Терпила ласты склеит, на фига он нам дохлый нужен?! Несите быстро инсулин!

Охранник, что открыл ворота безразлично пожал плечами:

– А откуда он у нас? Инсулин только у Иваныча…

Понятно. По большому счету этого и следовало ожидать: опасаясь, что заложник сможет подкупить обещаниями сторожей, Супрунов лекарства им не оставил. Лично приезжал и контролировал ситуацию. И судя по состоянию Вишневского, вот-вот вернется снова: начальник заводской охраны раз от разу будет доводить Ефимовича до последней черты, потом снова возвращать к жизни… Олигарх еще не подписал ни единого документа и ни цента на офшорные счета Супрунова и Коротича не перевел. Супрунов заложника д о ж и м а л. Показывал, что не шутит – уморит как есть в этом подвале.

Но и Вишневский не был идиотом. Он тоже понимал, что выжав его досуха, бандиты живым его отсюда не выпустят. Коса нашла на камень – Вишневский умирал, но отказывался подчиняться.

Быстрый переход