– Ну ладно, – прошипела она. – Если так, то прощай. – Посмотрела наверх, где примерно на голову выше ее была подвешена реечная полочка для шапок и зонтиков, и вдруг, совершив совершенно немыслимый, нечеловеческий пируэт, хлестким ударом ноги сбила эту полочку с крепежей. Разлетелись по коридору шапки и зонтики, загремели по паркетному полу обломки реек. – Это тебе на память, Денис. И всегда помни, что сейчас я могла бы сделать то же с тобой. – Светка сгребла свои два пакета, выскочила на лестничную площадку и с грохотом захлопнула за собой дверь.

А я еще долго стоял, разинув рот, не в силах поверить тому, что только что видел. И переваривая последние слова Конфетки: «…всегда помни, что сейчас я могла бы сделать то же с тобой».

«Когда-нибудь бы и сделала, если бы дальше мы продолжали жить вместе, – размышлял я. – Психанула б и сделала. Потому, что полоумная. Потому, что надо лечиться. И хранил меня Боженька, что ты, ненормальная, убралась из этой квартиры, не разгромивши тут все и не оставив за собой мой коченеющий труп; что разошлись наши пути-дорожки практически мирно. Слава те, Господи! Аминь».

И я отправился собирать раскиданные по коридору шапки и зонтики…

Больше я Светку не видел. Даже не слышал, где она и что с ней сейчас. Спросил на днях у Комаля, когда он позвонил по телефону: «Как там Конфета?», чем весьма удивил его.

– А что, она разве не у тебя?

– Я выгнал ее еще неделю назад.

– Немудрено. Она крейзанутая,[4] – подтвердил мой диагноз Комаль. – Может, давно в дурдоме? Я, конечно, поспрашиваю у братвы, вдруг кто чего знает. Но не объявлять же эту дурку в розыск через легавых.

– Не объявлять, – согласился я.

…Вот так вот закончился самый, пожалуй, неудачный роман в моей жизни. Если, конечно, не брать в расчет брак с Ангелиной.

Интересно, как там ей живется у бедуинов. Научилась готовить похлебку из саксаула и верблюжьих какашек?

* * *

Я прошел на кухню, опустошенную, как после набега татаро-монгол. Зная, что это глупо, открыл холодильник, где были лишь почерневшие кости для супа, оставшиеся еще со времен Конфеты, и пакетик прокисшего молока. Заглянул в хлебницу, таившую в себе залежи заплесневевшего хлеба. И обругав себя за то, что не заехал перекусить в какое-нибудь кафе, отправился в спальню. Ложиться спать на пустой желудок мне было не привыкать.

Уже забравшись в постель, я с приятным удивлением отметил, что щека дергаться перестала. А я даже и не заметил, в какой же момент это произошло.

«Может, и ну ее к черту, эту клинику», – подумал я, но решительно отбросил такую мысль в сторону. Я как-никак был врачом и понимал, что подобные штуки надо пресекать на корню. Проще пройти элементарный курс физиотерапии сейчас, чем потом снова ложиться под нож хирурга.

Вот с подобными размышлениями на медицинские темы я и уснул. А разбудил меня телефонный звонок.

– Да-а-а, – еще не продравши глаза, сонным голосом проскрипел я.

– Сдох! – торжественно объявили мне в трубку. Вроде, это был голос Стилета.

– Кто-о-о?

– Ты чего, не врубился? Щемишь, что ли?

– А-а-а… этот. – Я чуть было не ляпнул неосторожно по телефону «Хопин», но в последний момент осекся. Сон вовремя оставил меня. – Точно проверили?

– А чего проверять, – развеселился смотрящий. – Там тако-о-ое! Короче, герой! Давай быром вставай, подмывайся и айда ко мне. Праздновать. Ждем. До скорого.

Я бросил взгляд на будильник – половина четвертого – и позволил себе поваляться в кровати еще четверть часа.