– Правду, видно, говорит этот Берко: ты уже скоро забудешь и свою веру…
– Иные люди, – заворчал Дыма, отворачиваясь, – так упрямы, как лозищанский вол… Им лучше, чтобы в них кидали на улице корками…
– Вот ты уже ругаешься Лозищами, в которых родился, – сказал Матвей и замолчал.
Дыма еще поворчал, поворочался, повздыхал и затем заговорил тихо, немного заискивающим голосом:
– Охота тебе слушать Берка. Вот он облаял этого ирландца… И совсем напрасно… Знаешь, я таки разузнал, что это такое Тамани-холл и как продают свой голос… Дело совсем простое… Видишь ли… Они тут себе выбирают голову, судей и прочих там чиновников… Одни подают голоса за одних, другие за других… Ну, понимаешь, всякому хочется попасть повыше… Вот они и платят… Только, говорит, подай голос за меня… Кто соберет десять голосов, кто двадцать… Ты, Матвей, слушаешь меня?
И, хотя Матвей ничего не ответил, он продолжал:
– И, по-моему, это таки справедливо: хочешь себе, – дай же и людям… И знаешь еще что?..
Тут Дыма понизил голос до шопота и повернулся совсем к Матвею:
– Они говорят – этот ирландец и еврей, у которого я покупал одежду, – что и нам бы можно… Конечно, голоса не совсем настоящие, но тоже чего-нибудь стоят…
Матвей хотел ответить что-то очень внушительное, но в это время с одной из кроватей послышался сердитый окрик какого-то американца. Дыма разобрал только одно слово devil, но и из него понял, что их обоих посылают к дьяволу за то, что они мешают спать… Он скорчился и юркнул под одеяло.
А наверху, в маленькой комнатке спали вместе Роза и Анна. Когда им пришлось ложиться, Роза посмотрела на Аннушку и спросила:
– Вам, может быть, неприятно будет спать на одной постели с еврейкой?
Анна покраснела и сконфузилась.
Она собиралась молиться, вынула свой образок и только что хотела приладить его где-нибудь в уголку, как слова Розы напомнили ей, что она – в еврейском помещении. Она стояла в нерешительности, с образком в руках. Роза все смотрела на нее и потом сказала:
– Вы хотите молиться и… я вам мешаю… Я сейчас уйду.
Анна сконфузилась. Она действительно думала, хорошо ли молиться богу в присутствии еврейки, и позволит ли еврейка молиться по-христиански в своей комнате.
– Нет, – отвечала она. – Только… я думала, – не будет ли вам неприятно?
– Молитесь, – просто сказала Роза и стала оправлять постель.
Аннушка прочитала свои молитвы, и обе девушки стали раздеваться. Потом Роза завернула газовый рожок, и свет погас. Через некоторое время в темноте обозначилось окно, а за окном высоко над продолжающим гудеть огромным городом стояла небольшая, бледная луна.
– О чем вы думаете? – спросила Роза лежащую с ней рядом Анну.
– Я думаю… видят ли теперь этот самый месяц в нашем городишке.
– Нет, не видят, – ответила Роза, – у вас теперь день… А какой ваш город?
– Наш город – Дубно…
– Дубно? – живо подхватила Роза. – Мы тоже жили в Дубне… А зачем вы оттуда уехали?
– Братья уехали раньше… Я жила с отцом и младшим братом. |