Изменить размер шрифта - +
И у каждого есть что сказать по любому поводу. Ребята знают, что снимать и кому играть, как лучше повернуть сюжет в очередной прочитанной книге или в какой-то международной акции в любом уголке мира. Глеб Геннадьевич имеет суждения по всем нашим делам: как говорить с больными, как оперировать, как проводить исследования.

Опять заговорили о Левиной болезни.

— А что вы его на стол не кладете? Боли ведь остаются.

— В таком деле, Глеб Геннадьевич, торопиться не надо. Не рак и не аппендицит, — парирует Тарас.

— Что значит «не рак»?

— Рак надо убрать, пока не разросся. А склероз, пока есть возможность, надо лечить.

— Мы меняем лишь пораженный сосуд. Чем позже поставим, тем дольше прослужит. — Это уже я в качестве метра даю разъяснение профану.

Не выдержал и Егор:

— Вот если гангрена уже, или ночами от болей не спит, или шагу ступить не может — тогда пора.

Помолчали. Разговор не из веселых.

— А может, и рак стоит вначале полечить? Насколько я знаю, существует теория, что раковые клетки возникают постоянно, но организм до поры справляется сам, своими иммунными силами. — Журналист показывает, что ему не чужды новые данные науки, тайные теории нашей жреческой касты. Открытия, гипотезы, ученые домыслы, разные сенсационные сообщения — о них газетчики нередко узнают раньше специалистов. Особенно специалистов-практиков. Специалисты еще глумятся над новыми идеями, держат их под сомнением, а журналисты уже налетели, словно бандерлоги на новую игрушку в джунглях, и верещат, норовя и себя позабавить, и всей округе показать…

Больше всего Глеба Геннадьевича интересует ранняя диагностика:

— Как вы можете выявить рак, если он еще ничем о себе не заявил?

Я подумал, что журналист, претендующий на знакомство с медициной, не должен задавать таких примитивных вопросов. Тарас ликует, чувствует себя выше и умнее.

Ну-ну.

— Вот тут-то и играют роль профилактические осмотры. Представляете, раз в год всем делают гастроскопию? Либо на работе, либо кто случайно зашел в поликлинику, палец порезал, а ему больничный не дают, пока гастроскопию не сделает. — Тарас в поликлинике на полставке отвечает за профосмотры, сразу чувствуется.

— Но, позвольте, насильно ни лечиться, ни обследоваться нельзя.

— Нельзя, нельзя… Не хочешь умирать — изволь обследоваться.

— Пока не болит, кто о смерти думает? В этом залог нормальной жизни.

— Значит, надо пугать. На то и существует санпросветработа.

— Ужас надо профилактировать, чтоб заранее боялись.

Очевидно, Егор подхватил иронический стиль у Нины.

Или я к ней несправедлив? Глебыч, наверное, тоже привык к ее стилю? А часто они с Ниной встречаются? Интересно. Только не мое это дело.

— Ну доктора! Мы, журналисты, стараемся оптимизм внушать, а вы смертью пугаете. От запугивания еще никому никогда хорошо не было. Допустим, все же люди захотят обследоваться. Средства у вас для этого есть? Аппаратура соответствующая? Гастроскопы, кажется, не сегодня придуманы, а где они?

— Лет пятнадцать назад появились. Может, больше.

— Ничего себе! За такой срок у вас уже должен быть выбор разных модификаций. Если я правильно понимаю жизнь.

— Пятнадцать лет — не срок, — мрачно говорит Егор.

— Ну хорошо, оставим это. Давайте о другом. Если смерть — неизбежная обязанность, почему вы, врачи, не помогаете умереть безнадежным, мучающимся больным?

Ну чего Егор вскинулся? Побагровел даже. Обычный вопрос обывателя. Если честно, я и сам спокойно этого слышать не могу. Посмотреть бы, с какой душой этот Глебыч пойдет ко мне на операцию, если будет знать, что я могу лечить, а могу, как он говорит, «помочь».

Быстрый переход