Однажды я заявляюсь домой, два часа пробродив под дождем, продрогший до костей и в насквозь мокрой толстовке.

— Я поговорю с этим вашим тренером, — решает мама, наливая мне горячего чаю. — Он не должен заставлять вас бегать в такой ливень.

— Мам, не надо! — прошу я. — Я не ребенок! Вся команда тренируется в любую погоду, мне не нужно особое отношение.

Интересно, когда я успел так хорошо научиться обманывать.

34. За ее спиной

— Кейден, — подзывает меня капитан, — тебе предстоит показать, из какого теста ты слеплен и подходишь ли для великой миссии. — Он кладет мне руку на плечо и до боли сжимает его, а потом показывает на нос корабля:

— Видишь бушприт? — Он указывает на торчащий вперед отросток вроде мачты, похожий на нос уже пару раз совравшего Пиноккио. — Солнце опалило его, а море просолило. Настало время его отполировать. — Он вручает мне тряпку и банку политуры. — За дело, парень! Если ты справишься и не погибнешь, то войдешь в круг избранных.

— Мне и вне его неплохо, — отзываюсь я.

— Ты не понял, — сурово произносит капитан. — У тебя нет выбора. — Видя, что я не спешу браться за дело, он рычит: — Ты поднимался в воронье гнездо! Ты совершал там гнусные возлияния! По глазам вижу! — Я встречаюсь взглядом с сидящим на его плече попугаем, и птица качает головой: мол, держи рот на замке. — Не лги мне, мальчишка!

Я и не вру. Вместо этого я замечаю:

— Сэр, если вы хотите, чтобы я все сделал как надо, дайте мне тряпку побольше и ведро поглубже.

Капитан еще секунду испепеляет меня взглядом, потом разражается громовым хохотом и приказывает другому матросу обеспечить меня всем необходимым.

К счастью, море спокойно. Нос только слегка покачивается в такт волнам. У меня нет ни веревки, ни какой-либо другой страховки. Мне предстоит залезть на самый кончик огромного бруса и полагаться только на собственную цепкость: одно неверное движение — и я свалюсь в воду, меня утянет под корабль и располосует о покрытое рыбами-прилипалами днище.

С тряпкой с одной руке и ведром в другой, я лезу вперед, обнимая бушприт ногами, чтобы не рухнуть в бездонную синеву. Единственный способ как-то справиться с задачей — начать с самого дальнего конца и постепенно двигаться назад, потому что полированная поверхность слишком скользкая, чтобы на ней удержаться. Так что я осторожно добираюсь до верхушки бруса и принимаюсь за работу, стараясь не думать о том, что ждет внизу. Руки ноют от тяжелой работы, ноги — от крепкой хватки. Кажется, это длится вечность, но вот наконец я у самого носа.

Я осторожно разворачиваюсь лицом к кораблю. Капитан широко улыбается:

— Сработано на совесть! Теперь спускайся, пока море или какое-нибудь его порождение не сожрало твою частично бесполезную задницу. — С этими словами он уходит, радуясь, что достаточно меня помучил.

То ли успех вскружил мне голову, то ли море злится, что не получило меня, но, когда я пытаюсь перебраться на нос, корабль неожиданно подбрасывает набежавшей волной. Я теряю равновесие и соскальзываю с бушприта.

Тут бы мне и конец пришел, но кто-то ловит меня, и я вишу на одной руке прямо над бушующими волнами.

Я поднимаю глаза, чтобы узнать, кто же спас мне жизнь. Держащая меня рука бурого цвета и совсем не похожа на живую плоть.