Его взгляд странно потемнел, голос стал низким. Теперь он смотрел на ее шею и ниже, на грудь… Она вздрогнула. «Какие еще сладкие минуты? Что он такое говорит? Впрочем, здесь, в лесу, никого нет, он может говорить все, что ему вздумается. И делать тоже. Сама виновата. Вот почему юным барышням нельзя оставаться наедине с мужчинами! А с такими, как Серж, и вовсе нельзя! И прав был папенька. Сто раз прав…»

– Мне пора. Папенька рассердится. – Она схватила за повод Воронка.

– Вы же непослушная дочь. Куда же вы так торопитесь? – Он накрыл своей горячей ладонью ее руку и придержал повод. Солнце словно бы направило все свои лучи в одну только точку, так горячо стало ее руке. Шурочка мгновенно расплавилась под ними. Она почувствовала, что этот человек уже взял власть над нею, и если он захочет… Она поспешно выдернула свою руку:

– Прощайте!

– Постойте! Я только хотел предложить вам продолжить утреннюю прогулку вместе. Я буду вас сопровождать. И защищать.

В его голосе была откровенная насмешка. Она вскочила на Воронка и развернулась, чтобы ехать обратно, в имение. Серж Соболинский стоял на опушке леса и со странной улыбкой смотрел ей вслед.

Она смотрела в книгу, но не могла прочитать ни строчки и подумала в отчаянии: «Господи, что же делать, ведь я его люблю! И он ко мне, кажется, неравнодушен. Я ему понравилась. Но он не того будет добиваться. Не руки моей. Если он и увезет меня из Иванцовки, то не женой. Господи, что же будет?» – и она в отчаянии захлопнула книгу.

Почему-то в этот день Лежечев не приехал, хотя его ждали, и ждали с надеждой. Пора бы определиться. Владимир должен как-то обозначить свой интерес: ради кого из барышень он приезжает в имение Иванцовых? Папенька хмурился, а маменька вздыхала. Сестры занимались кто вышиванием, а кто и просто сидел, смотрел в окошко и тоже вздыхал. Шурочка улучила минутку и отвела в сторонку Жюли.

– Юленька, надень, пожалуйста, завтра другое платье. Тебе не идет белое.

Жюли глубоко вздохнула:

– Что ж поделать, если я такая некрасивая?

– Ты милая, – улыбнулась ей Шурочка. – Ты во сто раз лучше других сестер! Знаешь, что я готова сделать ради тебя? Все. Все, что ты хочешь!

– Нет, Сашенька. Ты мне ничем не поможешь.

Нос у Жюли покраснел. Так было всегда, когда она собиралась заплакать. А слезы у нее были близко.

– Тебе нравится Лежечев?

– Да разве я смею? Мне даже думать об этом страшно.

– Трусиха! Ты что… Ты любишь его?

– Саша!

– Любишь. Но он же такой скучный! Такой серый, такой…

– Что ты такое говоришь! – Жюли даже плакать перестала. – Сашенька, да как ты можешь такое говорить про него! Ты же ничего в нем не поняла! Он замечательный! Он самый добрый, самый умный, самый красивый… Он… Он – лучший!

– Вот как?

– Он даже ни разу на меня не посмотрел. Я так некрасива! И платья мне нового не купили. Все думают, что я ему не пара… И правильно думают…

– Юленька, не плачь.

– Что же мне остается? Если он женится на ком-нибудь из сестер, я умру. Ведь нам придется с ним часто видеться. И как же? Лучше умереть! Ах, я сама не знаю, что говорю, – с тоской в голосе произнесла Жюли.

«Ну, вот тебе и роман! – невольно вздохнула Шурочка. – Где все говорят о смерти, потому что страдают от несчастной любви. Ну, вот и дождались! Но только не я. Я не собираюсь умирать. И плакать я тоже не собираюсь».