— Я звонил в госпиталь. Врачи говорят: состояние стабильное. Это может значить все что угодно.

— Почему они не сказали мне, что ты звонил? — вспыхнула Люси. — Я же спрашивала их несколько раз.

— Я попросил не звать тебя к телефону, — успокаивающе произнес он, — чтобы не отрывать от Мегги.

— Но я сходила с ума от беспокойства!

— Теперь уже все позади, моя девочка. Я здесь и сделаю все, что в моих силах. Я буду с тобой все время; мы будем вместе говорить с Мегги… Я не уеду из Шотландии, пока она не придет в себя.

Люси прижалась к нему. Он погладил ее по голове, и впервые за последние двадцать четыре часа она почувствовала облегчение. От Роберта так приятно пахло! Знакомый аромат его туалетной воды смешивался с запахом чистой свежей кожи.

— Но почему ты остановилась здесь? — наконец прозвучал вопрос, которого она давно ждала.

Люси виновато пояснила:

— Я обзвонила все отели в округе, но они оказались переполнены. Сам понимаешь, пик сезона.

— И поэтому…

Чайки низко парили над землей, предвещая грозу. На море усилился шторм, и шум волн долетал до Люси и Роберта. Ударяясь о черные скалы, фонтаны брызг вздымались ввысь и с грохотом накатывали на берег. Низкие тучи зловеще нависли над головой, и когда Люси подняла свои бледно-зеленые глаза на Роберта, то невольно вздрогнула, увидев, что выражение его лица не менее мрачно, чем погода.

— Олдбридж… — Роберт смотрел на дом поверх ее головы. — Я не видел его двадцать лет.

Люси не сводила с него глаз, но он не смотрел на нее, внимательно рассматривая дом, потрескавшиеся облезлые стены и окна которого, казалось, тоже наблюдали за ним, будто давно ждали его визита.

— Здесь все в ужасном состоянии, — сказала Люси, нарушив затянувшееся молчание.

— О да. Дом заброшен, разрушен… и заморожен на время, подобно всем нам. Все остановилось в тот день. Все…

Она коснулась рукой его холодной щеки, пытаясь привлечь внимание.

— Что за день, милый? Когда все остановилось?

Роберт продолжал смотреть на дом.

— Какую комнату тебе отвели? С видом на море?

— Да. Там есть балкон и кровать с четырьмя…

Его руки, лежащие на ее плечах, напряглись.

— Что? Голубая комната? Там на стене висит портрет женщины в синем?

Снова вздрогнув, Люси покачала головой.

— Нет, в моей комнате обои лимонного цвета, и там нет портрета, только натюрморт…

Ей показалось, что Роберт имел в виду портрет своей матери. Тогда она была совсем молодой… Он так до сих пор и не рассказал, что же случилось в этом доме.

— Что ж, слава Богу, ей хватило такта не селить тебя в той самой комнате, — заметил Роберт, тяжело вздохнув, и наконец перевел взгляд на Люси. — Я очень рассердился, когда услышал, что ты остановилась здесь. Боялся, что тебя поместят в ту спальню, где висит портрет… — Его голос потонул в шуме шторма.

— Это была комната твоей матери? — мягко спросила Люси.

— А ты видела какие-нибудь другие? — ответил он вопросом на вопрос.

Она секунду молча смотрела на него, а потом сказала, сама поражаясь своему терпению:

— Нет, я была только в столовой и в холле.

Роберт был очень бледен. Он безмолвно смотрел на дом.

О чем он думает? — спрашивала себя Люси.