– Нет? Но… Я не понимаю.

– Я же вам говорила, доктор, – прозвучал резкий, сорочий голос ассистентки. – Она это сделала, так и знайте.

Она подобрала ноги и легла в постель. Голова раскалывалась от боли. Обеими руками она вцепилась в свою бритую голову, пытаясь удержать мир на месте. Отросшая щетинка колола пальцы. Волосы отрастали, месяц за месяцем пролетало время – здесь, взаперти.

Давно ли это случилось? Год назад – так ей казалось. Можно было бы спросить их, написать свой вопрос на доске, но она боялась узнать правду.

Ей пора принять лекарство, пора заглушить и погасить мир.

– Миссис Бейнбридж? Миссис Бейнбридж, как вы себя чувствуете?

Она не открыла глаза. Довольно, довольно. Четыре слова, и сказано уже слишком много.

– Возможно, я сегодня был слишком настойчив, – сказал он. Но продолжал топтаться, склоняясь к кровати, беспокоя ее.

Все это неправильно. Она изнывала.

Наконец, она услышала, как доктор выпрямился. Брякнули ключи, заскрипела открываемая дверь.

– Кто следующий?

Дверь закрылась, мгновенно приглушив голоса. Звуки слов и шагов быстро удалялись по коридору.

Она осталась в одиночестве, но это не успокоило ее, как обычно. Вдруг все то, на что она обычно не обращала внимания, показалось до боли громким: громыхание замка, смех где-то вдалеке.

В отчаянии она уткнулась лицом в подушку и попыталась забыться.

* * *

Правда. Она не могла перестать думать о ней в холодные серые часы молчания.

В комнату отдыха не приносили газет – по крайней мере, пока ей было разрешено там находиться, – но слухи имели обыкновение просачиваться сквозь трещины в стенах, под двери. Выдумки репортеров проникли в лечебницу задолго до того, как она сама здесь оказалась. С того дня, как она попала сюда, за ней закрепилось новое имя: убийца.

Другие пациенты, ассистенты и медсестры, даже сиделки, когда думали, что их никто не слышит – все они кривили рты и щерились, произнося и повторяя это. Убийца. Словно хотели ее испугать. Ее.

Не несправедливость обвинения была ей отвратительна, а сами эти звуки, шипящие, скребущие ей уши, словно… Нет.

Она поерзала в постели и, стараясь успокоиться, крепко обняла себя голыми руками, покрытыми гусиной кожей. До сих пор ей ничто не угрожало. Она была в безопасности за толстыми стенами, за собственным молчанием, за прекрасными лекарствами, способными заглушить прошлое. Но новый доктор… Он словно часы, неотвратимым и неумолимым тиканьем сообщающие, что ее время истекает. Возможно, вам место вовсе не в лечебнице.

В груди нарастал панический страх.

Снова все те же три возможности. Не говори ни слова, и тебя признают виновной. Конечный пункт: виселица. Не говори ни слова, и каким-то чудом будешь оправдана. Конечный пункт: холодный, враждебный мир, в котором не будет лекарства, чтобы помочь забыться.

Оставалась единственная возможность – правда. Но какова она?

Оглядываясь в прошлое, она могла ясно различить лишь лица своих родителей. Вокруг них неясной массой сгрудились темные фигуры. Пугающие, полные ненависти, которая изуродовала ей жизнь.

Но в это никто не поверил бы.

В окно светила полная луна, серебристые лучи падали на стену, касаясь ее головы. Она лежала, глядя на них, когда ей в голову пришла мысль. В этом месте хаоса всё вверх ногами. Правда безумна, она не укладывается в рамки здорового человеческого воображения. И потому правда – единственное, что гарантирует, что ее оставят под замком, взаперти.

Спустив ноги с кровати, она соскользнула на пол, оказавшийся холодным и немного липким. Сколько здесь ни прибирали и ни мыли, в воздухе все равно висел запах мочи. Она свернулась в клубочек на полу и посмотрела, наконец, на громоздкое темное пятно в другом конце палаты.