Когда я закончил, Мэри-Энн продолжала сидеть, потягивая коктейль и посматривая на зеленые, подернутые дымкой холмы.

– Так, так, Джо. Даже не знаю, что сказать, – произнесла она.

– Не надо ничего говорить.

– Уилл, Уилл, Уилл. Одна бесконечная ложь.

– Теперь она закончилась. Я тебя люблю. И всегда буду любить. Ты – моя мать.

Мы встали, и она обняла меня – крепко и долго, а я обнял ее. С помощью этого объятия мы о многом сообщили друг другу. По поводу предательства, молчания, секретов, боли и силы воли, всепрощения и любви. Но главным образом – любви.

* * *

В свое первое совместное путешествие мы с Джун отправились в конце июля. Это было на выходные – две ночи в городке Баллхэд, расположенном на правом берегу Колорадо. В гостинице я заказал номер с окнами, выходящими на речную долину, и верандой, спускающейся прямо к величественной реке.

Свое путешествие мы начали от дома Джун субботним утром в девять часов. Я вел свой "мустанг", поскольку власти округа забрали у меня машину Уилла. Мне было жаль с ней расставаться, потому что это был отличный автомобиль, тем более Уилла. "Мустанг" немного шумный, тяжеловат в управлении, и уже после часа езды не мешает слегка передохнуть. Мы останавливались и занимались любовью в Риверсайд, Барстоу и Нидлсе, который в этот день оказался самым жарким местом во всей Америке – сорок пять градусов по Цельсию. В Риверсайд мы вкусно и плотно позавтракали. В Барстоу перекусили гамбургерами с имбирным пивом, а в Нидлсе купили упаковку пива, которое выпили по дороге. В результате четырехчасовой путь занял девять часов.

Баллхэд оказался не столь привлекательным, как рассказывалось в путеводителе, но зато он располагался на берегу Колорадо, а в нашем просторном номере было прохладно и тихо. Внизу по реке сновали катера с водными лыжниками и скутеры, которыми, похоже, управляли пьяные самоубийцы. Но к вечеру эта компания исчезла, и мы любовались темным потоком, плавно текущим в сторону Мексиканского залива.

Ночью мы зашли в реку по колено, чувствуя непреодолимый мощный поток, несущийся мимо нас. Я взял Джун за руку, закрыл глаза и постарался мысленно сбросить в реку все дурное, что накопилось у меня в душе и от чего я хотел избавиться. Вначале я представил лица убитых мною людей – они скрылись в речной глубине. Затем я ощутил материнскую боль, и ее тоже смыла речная волна. Я вызвал образ Уилла со всеми его секретами и всех, кто ненавидел его, соперников и злопыхателей – моя душа исторгла их всех и отправила в реку. Потом вообразил собственное лицо и Тора – их тоже унес быстрый поток. Все исторгнутое моей душой река уносила дальше и дальше от меня, но я понимал, что оно еще вернется. Такие важные вещи всегда возвращаются, несмотря на всю их мерзость и твое нежелание снова впускать их в свою душу. Река не может удерживать их вечно. Она словно берет их на временное хранение, чтобы потом возвратить хозяину.

Я обнял Джун, думая о непостижимой "тайне", которой она вся была пронизана. Я размышлял о женщинах, в которых замечал эту "тайну", понимая, что сотканы они не только из добродетелей, но и из пороков, а все-таки главная их черта – неотразимость. Женщины способны довести мужчин до позора, а могут вознести их к вершинам любви.

– О чем ты думаешь? – поинтересовалась Джун.

– О тебе.

– Приятные мысли?

– Очень.

Я мог бы попытаться объяснить, как велика и могущественна ее "тайна", притягивающая меня к ней, и как легко от этого поглупеть и мне, и любому из нас. Но я сын своего отца, поэтому следую его советам.

Больше я ей ничего не сказал. Я обнимал Джун, наблюдая за переливчатой черно-серебристой речной гладью, уносящей все грехи и секреты, смех и свет.