(Почему он сказал «до сих пор»?)

— Мы предпочли бы, конечно, чтобы Тимми остался жить естественной жизнью среди своего народа, — продолжал Маннхейм. — Но раз уж получилось по-иному, отрадно сознавать, что ухаживать за ним доверили такой преданной, ответственной женщине, как вы, и что вы окружили мальчика своей заботой с самого его прибытия в нашу эру. Вы сотворили чудо — иначе не скажешь.

— Вы очень любезны, что так говорите, — снова, уже смущенно, сказала мисс Феллоуз. Она никогда не гналась за похвалами, а Маннхейм на них уж чересчур щедр.

— Доктор Левиен думает так же, как я.

— Да? Приятно слышать, — холодно сказала мисс Феллоуз.

— Мне хотелось бы оставить вам свой номер телефона.

(Зачем?)

— Я всегда могу связаться с вами через доктора Хоскинса, — заметила она.

— Конечно. Но может случиться и так, что вы захотите связаться со мной без посредников.

(Почему? Почему? Что он хочет сказать?)

— Что ж, возможно...

— Я чувствую, что мы с вами — естественные союзники в этом деле, мисс Феллоуз. Нас искренне заботит прежде всего одно: благополучие Тимми. Какими бы ни были наши взгляды на воспитание детей, на политику и на все остальное, нам обоим глубоко небезразличен Тимми. Так вот, если вам нужно будет поговорить со мной о Тимми, если в «Стасис текнолоджиз» произойдут какие-то неблагоприятные для него перемены...

(Ага. Хочешь, чтобы я на тебя шпионила?)

— Я уверена, что все будет по-прежнему благополучно, мистер Маннхейм.

— Конечно, конечно. Но все же...

И Маннхейм все-таки дал ей свой телефон, а она его записала, сама не зная зачем.

Так, на всякий случай.

На случай чего?

— Джерри придет сегодня, мисс Феллоуз? — спросил Тимми.

— Он придёт завтра.

Мальчик был явно разочарован. Круглая мордашка сморщилась, нависший лобик нахмурился.

— А почему не сегодня?

— Сегодня не его день, Тимми. Джерри сегодня идет в другое место.

— Куда?

— Так, в одно место. — Как объяснить Тимми, что такое детский сад? Что подумает Тимми, когда узнает, что другие дети, много детей, играют вместе в разные игры, со смехом гоняются друг за другом по школьному двору и малюют на бумаге восхитительно липкими красками?

— Джерри придет завтра. — Я хотел бы, чтобы он приходил каждый день.

— Я тоже. — (Но так ли это? Правду ли она сказала?)

Она страдала не оттого, что у Тимми появился друг, а оттого, что этот друг становился слишком самоуверенным, слишком г агрессивным. Джерри уже совершенно избавился от своей первоначальной робости и стал заметно доминировать.

Немаловажно было то, что он выше Тимми, а теперь он как будто стал расти еще быстрей — разница в росте составляла уже около полутора дюймов, да и весил Джерри больше. Он был проворнее, сильнее, и — как ни огорчительно для мисс Феллоуз — возможно, и умнее Тимми. Он куда быстрее разбирался в новых игрушках и сразу придумывал, как интереснее их использовать. Когда мисс Феллоуз давала им карандаши, краски или пластилин, Джерри рисовал осмысленные картинки или лепил фигурки, у Тимми же получалось нечто бесформенное. У Тимми явно отсутствовали художественные наклонности— он не умел даже того, чего следовало бы ожидать от нормально развитого ребенка его возраста.

Джерри каждый день ходит в детский сад, возражала себе мисс Феллоуз. Там он и научился пользоваться карандашами, красками и пластилином.

Но у Тимми тоже было все это задолго до появления Джерри. Он ничего не сумел освоить, однако тогда это не беспокоило мисс Феллоуз — она еще не сравнивала Тимми с другими детьми и делала скидку на то, что первые годы его жизни были сплошным пробелом.