Жаль, что Праздник Лета не сегодня, подумал вождь, когда его дух вознесся так высоко, а тело, хотя бы ненадолго, обрело прежнюю бодрость. Танец — буйвол — соитие с девой...
— Серебристое Облако! Серебристое Облако! — послышалось вдруг с равнины. Хриплые, отрывистые тревожные призывы неслись издали, с той стороны, где жрицы возвели свой алтарь.
Что это? Охотники вернулись так скоро? И в такой спешке?
Серебристое Облако заслонил глаза ладонью, глядя против солнца. Да — Волчье Дерево и Расколотая Гора во всю мочь бежали к стойбищу, на бегу призывая вождя. Волчье Дерево махал копьем как безумный, а Расколотая Гора и вовсе, кажется, был безоружен.
Они ворвались в стойбище и упали у ног Серебристого Облака, хрипя, стеная и задыхаясь. Эти двое были самыми сильными и резвыми мужчинами племени — как видно, они бежали во весь дух с самого места своей охоты и теперь совсем изнемогли.
Тревога обуяла Серебристое Облако, и краткий миг покоя и радости покинул его.
— Что такое? — спросил он, не дав охотникам отдышаться. — Почему вы вернулись так рано?
Расколотая Гора указал в ту сторону, откуда они прибежали. Рука у него тряслась, как у старца, и зубы стучали.
— Чужие! — выпалил он.
— Как? Где?
Расколотая Гора только тряс головой, не в силах говорить.
— Мы их не видели, — с огромным усилием выговорил Волчье Дерево. — Видели только их следы.
— На снегу?
— Да, на снегу. — Волчье Дерево стоял на коленях, свесив голову на грудь, и дышал так тяжело, что, казалось, его тело до пояса сотрясают судороги. Пересилив себя, он заговорил вновь: — Следы. Ступни узкие и длинные. Вот такие. — Он изобразил в воздухе очертания следа. — Это Чужие, нет сомнений.
— Сколько их?
Волчье Дерево покачал головой, глаза его закрылись. Теперь дар речи обрел Расколотая Гора.
— Много. — Растопырив пальцы на руках, он вновь и вновь выбрасывал вперед ладони. — Больше нас. Вдвое, втрое, вчетверо больше. Идут с юга на север.
— И немного к западу, — мрачно заметил Волчье Дерево.
— Значит, прямо на нас?
— Может быть. Не уверен.
— Я думаю, что на нас, — сказал Расколотая Гора. — Или мы движемся к ним. Можем наткнуться прямо на них, если не остережемся.
— Чужие здесь? — промолвил Серебристое Облако, словно сам с собой. — Но ведь они не любят открытых равнин. Это не их земля. Им тут нечего делать. Им следовало сидеть у моря. Ты уверен, что это их следы, Волчье Дерево? Ты, Расколотая Гора?
Охотники кивнули.
— Они пересекают нашу тропу, но не думаю, что они выйдут на нас, — сказал Волчье Дерево.
— А я думаю — выйдут, — сказал Расколотая Гора.
— Думаю, они не знают, что мы здесь.
— А я думаю — знают.
Серебристое Облако вцепился себе в бороду. Удар, какой удар. Он глядел на восток, будто ожидая, если вглядится как следует, увидеть там Чужих, пересекающих тропу его племени, но видел только свет восходящего солнца.
Потом он встретился глазами с Ведуньей.
Он ждал, что она посмотрит на него победно, злорадно. Вышло ведь, что снег в середине лета предвещал-таки беду. А он, Серебристое Облако, не только не сумел предсказать снегопада, но и неправильно истолковал его зловещий смысл.
«Что я тебе говорила, — с полным правом могла бы сказать Ведунья. — Пришла большая беда, и ты больше не годишься в вожди».
Но, к удивлению Серебристого Облака, Ведунья не испытывала никакого злорадства. Она потемнела от горя, и тихие слезы струились у нее по щекам.
Она почти с нежностью протянула к нему руку.
— Серебристое Облако. |