Изменить размер шрифта - +
Веревки, стянувшие запястья, резали их в кровь, закоченевшие пальцы одеревенели. Башмаки Энни давно уже выменяла на краюху хлеба, превратившаяся в лохмотья юбка почти не согревала. Каждый шаг коня отдавался болью в измученном теле, но по крайней мере эта боль не давала Энни окончательно отключиться. Энни знала Инвернесс как свои пять пальцев и чувствовала, по каким улицам она сейчас едет. Вот они уже выехали из города…

Послышался приближающийся стук копыт, по которому Энни поняла, что к ним присоединились с полдюжины всадников. О том, чтобы попытаться сбежать, не могло быть и речи. Впрочем, что ей терять — конец один…

— Не вздумай бежать, крошка! — усмехнулся кто-то, словно прочитавший ее мысли. — Эти люди были под Фалкирком и вряд ли откажут себе в удовольствии всадить в тебя пулю. Хотя что до меня, то я бы предпочел засадить в тебя кое-что другое…

Энни узнала этот голос — и перед ее мысленным взором встала отвратительная физиономия с бельмом на глазу. С милю, а может быть, и больше, они ехали молча. По звукам Энни поняла, что они уже свернули с дороги и теперь продирались сквозь густую траву. Под копытами чавкала грязь, шуршали прелые прошлогодние листья. Энни знала, что к югу от Инвернесса миль на пять тянется густой лес, где, очевидно, все и должно совершиться. Интересно, позволят ли ей хотя бы за минуту до смерти сдернуть этот проклятый мешок и посмотреть на чистое небо?

— Долго еще? — проворчал один из ехавших.

— Сейчас впереди будет опушка. Да вот уже, собственно, маячит просвет…

Наконец конь остановился, и по скрипу седел Энни поняла, что сопровождавшие ее спешились. Чьи-то грубые руки стащили ее с седла и поставили на землю. Босые пальцы тут же ощутили ледяную росу.

Мешок с ее головы стащили-таки, и Энни заморгала, щурясь от яркого света полной луны. Оглянувшись вокруг, она обнаружила, что стоит на лесной поляне, окруженной густыми, высокими елями, с земли поднимался туман. В сочетании с болезненным светом луны он делал все вокруг каким-то призрачным, нереальным. Вокруг Энни стояли шестеро в красных мундирах с мушкетами. Еще столько же, судя по их виду, долго поджидали их на поляне. В одном из них Энни узнала знакомую плотную, приземистую фигуру.

Камберленд пристально разглядывал ее, в то время как солдаты вынимали из ее рта кляп. Энни хотелось плюнуть в ненавистное лицо, но рот пересох, губы потрескались в кровь.

— Рад снова видеть вас, леди Энни! — усмехнулся герцог. — Чудесная нынче ночь, не правда ли?

Энни молчала, закусив запекшуюся губу.

— Вынужден признать, леди Энни, — продолжал он, — что ошибся даже в самых смелых своих прогнозах — вы держались до последнего. Я думал, вы сдадитесь гораздо быстрее… Впрочем, у вас еще есть время подумать — казнь назначена на полночь, осталось еще несколько минут…

— Я уже все давно обдумала, — непреклонно прошептала Энни.

— Я и не надеялся ни на что другое, крошка. — Камберленд поцокал языком. — В таком случае все, что нам осталось, — небольшая формальность…

Он сделал знак одному из солдат, и тот поднес ему какую-то бумагу, походную чернильницу и перо.

— Этот документ требует вашей подписи, — сказал герцог Энни.

Энни поглядела в бумагу, но ничего не смогла в ней раозобрать — лунный свет был все-таки недостаточно ярким, а почерк — неразборчивым.

— Что это? — поинтересовалась она.

— Не волнуйтесь, леди Энни, это не заденет вашу честь, не заставит поступиться принципами. Все, что от вас требуется, — формальное признание того, что вы якобитка, что вопреки воле мужа выступали на стороне врагов британской кероны…

— Для того чтобы казнить меня, вам нужно мое формальное на то согласие?

— Если бы мне требовалась только ваша смерть, — поморщился Камберленд, — я бы уже давно не стал церемониться.

Быстрый переход