Во избежание очередного конфуза Дункан сделал знак четырем стоявшим неподалеку слугам, и те, подхватив кресло с виновницей торжества, унесли ее в соседнюю комнату. Жена и невестка Форбса последовали за ними.

— Прошу извинить мою мать, — с побуревшим лицом проговорил Дункан, — в ее возрасте она не всегда отдает себе отчет, что говорит и кому. Похоже, с годами она совсем утратила стыд и совесть…

— Стыд и совесть? — рассмеялся Ангус. — Я бы сам, пожалуй, не прочь с годами избавиться от таких недостатков, как стыд и совесть! Прошу извинить меня, Дункан, с вашего позволения, я хотел бы налить жене еще бокал вина. — Взяв Энни под руку, он увел ее в сторону.

Дункан окинул присутствующих взглядом, давая им понять, что праздник продолжается. Всеобщее оживление возобновилось с новой силой, но там, где случалось проходить Ангусу и Энни, разговоры стихали.

— Ну как, — усмехнулась она, — пока я веду себя прилично?

— Пока прилично.

— Макинтош! — Громовой голос принадлежал Джону Кэмпбеллу, графу Лудунскому, и был под стать своему обладателю, мужчине огромного роста и необъятной ширины, — даже самый искусный портной счел бы сшить кафтан на такого нелегкой задачей. Щеки графа были покрыты багровой сетью жилок, нос картошкой, слишком крупный даже для такого гиганта, был вдобавок к тому же каким-то пористым, словно губка. — Рад вас видеть, а вашу очаровательную супругу — вдвойне! Мое почтение, леди Энни!

За графом следовала группа офицеров в красных мундирах, каждый из которьгх выпячивал грудь так, словно аршин проглотил.

— С моей женой вы, кажется, знакомы? — спросил здоровяк.

Энни обменялась с супругой графа дежурными улыбками. Из всех присутствовавших на сегодняшнем вечере этот боров был для нее, пожалуй, самым несимпатичным. Именно Кэмпбелл, командующий правительственными войсками в Шотландии, первым предложил Ангусу «добровольное» сотрудничество в обмен на обещание не трогать ни его, ни его имений. С подобными «предложениями» Кэмпбелл и Форбс обращались ко всем вождям кланов; не прельстившихся же ими бросали в тюрьму, если только тем не удавалось спрятаться где-нибудь в пещерах.

— Нечасто вы удостаиваете наше общество своими визитами, леди Энни! — продолжал толстяк, пожирая при этом похотливым взглядом ее декольтированную грудь. — Вы, Ангус, уже знакомы с моими адъютантами, но позвольте представить их леди Энни. Господа, леди Энни Макинтош. Майор Роджер Уоршем, капитан Фергус Блайт — оба всего лишь две недели как из Лондона.

Энни взглянула на спутников графа, радуясь в душе, что это дает ей повод хотя бы на мгновение отвести взгляд от его омерзительной заплывшей физиономии, но и эти двое оказались ненамного симпатичнее: Блайт обладал на редкость отталкивающей внешностью, что усугубляло бельмо на левом глазу; Уоршем был, впрочем, довольно привлекательным малым, но уж слишком надменно выпячивал грудь и слишком откровенно демонстрировал, как безукоризненно сидят на нем новые белые штаны в обтяжку. Игравшая на его устах холодноватая улыбка словно говорила, что он уже наслышан о рыжей предводительнице бунтовщиков.

При виде дамы, державшей Уоршема под руку, Энни невольно скрипнула зубами. Белоснежная кожа хрупкой, изящной, но тем не менее наделенной внушительным бюстом Адриенны де Буль приятно контрастировала с пышными волосами, черный как ночь цвет которых не в силах был скрыть даже густой слой белой — в соответствии с модой — пудры.