Павел Иевлев. Безумные дниХранители Мультиверсума – 4
День первый
Македонец
— Здравствуйте, группа! — говорит миловидная женщина-психотерапевт. — Здравствуйте, привет, привет, добрый день… — разноголосый хор с расставленных полукругом стульев. — Сегодня свою историю нам расскажет Виктор… — Привет, Виктор! — Здравствуйте, меня зовут Виктор, и я убийца… — Ты что, ёбнулся, Виктор? Уберите его! — возмущённые возгласы аудитории. — Я хочу рассказать вам, как я стал… — Да пошёл ты нахуй! Возмутительно! Прокурору, блядь, расскажи!
Ну вот, даже моя воображаемая психотерапевтическая группа не стала меня слушать. Никому не интересны мои рефлексии. Ах, Аня, мой прекрасный — но, увы, бывший — мозгоправ. Наши отношения врач-пациент в какой-то момент стали требовать большей откровенности, чем я могу себе позволить. Она считала, что у меня «вьетнамский» (он же «афганский», «иракский», «чеченский» и так далее) синдром. А сам я военный, побывавший в «горячих точках». Забавная версия, но правду ей узнавать не стоило. Знаете, какой лучший способ приятно расстаться с психотерапевтом, особенно если он — милая и умная, но одинокая женщина? (Отчего-то это часто случается с милыми и умными женщинами). Нетрудно догадаться. В общем, мы ещё некоторое время встречались, но уже в ином качестве. Потом разошлись, но теперь голосом Ани говорит со мной моя совесть. Нечасто. — Здаров, Македонец! — а вот и Сеня. Он сегодня заявился с утра, и теперь непринуждённо шарится у меня по кухне в поисках чего бы пожрать. Визит неожиданный, но Сеня не понимает социальных условностей. Захотелось — пришёл. Длинный, худой, весь как на шарнирах пацан, непрерывно в движении, со странной дерганой моторикой подклинивающего в суставах Буратино. Ввалился, пока я продирал глаза, помахал рукой — и на кухню. Как с голодного края. Не кормят их там, что ли? — Сень, ты что, с дурдома сбежал? — недовольно спрашиваю я. — Почему сбежал? — удивляется Сенька. — Тёмные времена карательной психиатрии прошли, я прохожу лечение на совершенно добровольных началах! — И что, уже вылечился? — Нет, — мотает бритой налысо головой Сеня, — я неизлечим. Просто мне было видение. — Опять? — закатил глаза я. Сеня у нас, вишь ты, медиум. Ну как медиум — его просто иногда штырит. Без всяких веществ — Сеня даже непьющий. Своей дури хватает. Накрывает Сеню жёстко, но это ещё не самое плохое. И то, что видится ему обычно всякая дрянь, тоже можно пережить. Главная засада в том, что всё, что ему видится, непременно сбывается. И не «рано или поздно, так или иначе», а до обидного быстро и до ужаса буквально. Наградила природа талантом, чтоб её. Хотя мне ли говорить? — Ну да, — жмёт худыми острыми плечами Сеня, — ты же знаешь, как это у меня бывает… Я знаю, как это у него бывает. Сталкивался. — Кофе будешь? — крикнул он из кухни. |
