Бомж нахохлился в бассейне как воробушек, подставив задницу гидромассажным струям.

— Супер! — поделился он радостными чувствами с Лютиковым.

— Пиздец! — меланхолично отозвался Сергей Сергеич.

— Ну, ты особо не парься, — ободрил бомж. — Я понимаю, что тебе неудобняк… Ты мне наврал про джакузи, Серёга, по факту у тебя лишь бассейн с гидрома… как его, бля… понял, короче! Твоё вранье не критично, если… исполнишь мою мелкую просьбу, тогды ты не пиздобол в моих глазах, отвечаю!

— Что?!

— Твой сынок с дружками спёрли мой «Мерсик», — скривился бомж. — Со всеми «бабками» и пожитками. И ты бы не мог…

— Не мог бы! — резко перебил экс-заммэра. — Нихуя бы не мог! Давай, Петрович, вытаскивай себя из моего десятиметрового бассейна с гидромассажем, и чеши на все четыре! Немедленно!

Хм. По ходу у чинушника обострился геморрой головного мозга. Петрович недовольно засопел.

— Слышь, Серёга, я… это… как бы твой Знак. Забыл?!

— Нет никаких Знаков, — кисло напыжился Лютиков. Он ещё разок приложился к водке. — Ты — просто долбанное совпадение! — Плевок хозяина полетел в его ладонь и был размазан о голову бомжа. — Никаких больше стерэотипов!

«Притча из морга» (сентябрь)

* * *

Морг — это сам по себе философский столп. Для обывателя. Но для трудящегося в морге — это всего-то место работы. Обычно там делают дела не совсем нормальные люди, с точки зрения большинства. В целом, подобное утверждение оправданно, — быть мясником человечины не самое достойное занятие, и не самое эстетичное. Хотя в полиции говорят, что рубить и пилить трупы — дело всё-таки нужное. Ментам вторят медики, из числа обычных хирургов и иных эскулапов Гиппократиуса.

Самим трупам наплевать, смею предположить, однако точно не знаю.

Итак, как-то раз…

* * *

Санитар Глаша влюбилась в покойника Мишу с первого взгляда. Да-да, любовь бывает только с первого взгляда, всё иное — есть другие чувства, не хуже и не лучше любви, просто другие. Глаша сего не знала, да и знать было не с чего. И не от кого.

Глаша выросла под два метра ростом, что для женщины непростительно. Фигура ширококостная, что прелести не добавляло. Руки жилистые, налитые бицепсами, — ведь ворочать приходилось тушки от сотни килограммов и выше. Часто одной. Лицо представляло круглую тарелку, посреди коей сияли большущие карие глазищи под пушистыми длинными ресницами. Шедевральные глаза, если бы не «бы» — упрямая частица. Слишком много минусов в Глаше — заслоняли этот её единственный дамский плюс.

С самого детства Глаша ходила по маршруту: дом — иногда школа — морг, где поломойкой робила мамка.

— Ма, а кто мой папка? — однажды спросила Глаша.

— Покойник он, — нехотя проворчала мамка, яростно ворочая шваброй. Имея в виду, что дочкин пропойца-отец замёрз под чьим-то забором, и для них обеих его нет, и как бы никогда и не было.

Глашка поняла буквально, ведь по-другому думать не умела.