— А вас?

— Не думаю, что они решатся схватить меня, но это может сделать Питер. Он ненавидит моего отца даже больше, чем ненавидел нашего старого короля.

— Тогда жаль, что я не спустился в ущелье за своими ружьями, — произнес Барни. — Почему вы не сказали мне раньше, что я король и могу попасть в переделку? Меня могли бы принять за императора или даже японского микадо, кто знает? А теперь смотрите, в какой переделке мы оказались! — Все это Барни говорил ради сумасшедшей.

— Тогда они сбреют вам эту шикарную бороду, — столь же несерьезно ответила Эмма.

— Вы думаете, что я буду лучше выглядеть в зеленой шляпке из корзины, да еще с украшением из красных роз? — спросил Барни.

Глаза девушки стали печальными. Ей было очень грустно думать, что этот красивый, высокий мужчина, возвращения которого на трон граждане Луты ждали десять долгих лет, действительно оказался слабоумным, психически больным человеком. Как много мог бы он сделать для своего народа, если бы не эта ужасная болезнь! Во всех других отношениях этот молодой человек казался идеальным спасителем своей страны. Ах, если б только она сумела вернуть ему память!

— Ваше Величество! — обратилась она к Барни. — Разве вы не помните официальный визит вашего отца в наш замок? Тогда вы были совсем маленьким мальчиком, он взял вас с собой. А я была совсем девчонкой, и мы играли вместе. Вы не разрешали мне обращаться к вам «Ваше Величество», требовали, чтобы я называла вас Леопольдом. А когда я забывала, вы приговаривали меня к наказанию.

— И какое же это было наказание? — спросил Барни. Он заметил, что девушка колеблется, и стремился ободрить ее.

Эмма не решалась ответить, ей чертовски не хотелось произносить это вслух, но мысль о том, что воспоминание может возвратить юноше разум, оказалась сильнее.

— Всякий раз, когда я называла вас «Величеством», вы… вы заставляли меня поцеловать вас, — почти прошептала она.

— Надеюсь, вы частенько оказывались виноватой, — усмехнулся Барни.

— Но ведь мы тогда были совсем маленькими детьми, Ваше Величество, — напомнила Эмма.

Если бы Барни был уверен в психическом здоровье девушки, то непременно воспользовался бы своим королевским преимуществом, ибо губы Эммы неудержимо влекли его. Но когда он подумал о ее слабоумии, слезы подступили к его глазам, а сердце защемило от желания защитить и обогреть это несчастное дитя.

— Кем были вы в те чудесные дни нашего детства, когда я был кронпринцем? — спросил он.

— Тем же, что и сейчас, — ответила девушка. — Принцессой Эммой фон дер Танн.

Вот, значит, как! Мало того, что бедная девушка считает его королем, она и себя-то считает принцессой! Да, она действительно лишилась разума. Ладно, он развеселит ее.

— Тогда, значит, и я должен называть вас «ваша светлость». Так, что ли? — спросил Барни.

— В детстве вы всегда называли меня просто Эммой.

— Договорились. Вы будете Эммой, а я — Леопольдом. Согласны?

— Желание короля — закон, — ответила Эмма.

Они вышли к пологому подножию холма и стали подниматься на его плоскую вершину. Барни протянул руку девушке. Так они добрались до вершины и теперь стояли, взявшись за руки, чуть задыхаясь после подъема. Ветер живописно растрепал волосы Эммы, она разрумянилась, глаза заискрились. Барни подумал, что никогда прежде не встречал такой очаровательной женщины. Он улыбнулся ей, и Эмма снова ответила ему улыбкой.

— Хотел бы я, чтобы вон тот ручей в ущелье был широким, как океан, а этот холм — высоким, как Монблан, — проговорил Барни.