Река была неглубокой — сантиметров двадцать-тридцать, и выглядела совершенно безобидной, но это было обманчивое впечатление. Инструктора в лагере не уставали повторять, что именно такие узкие и неглубокие речки могут стать смертельными ловушками даже для сильных и опытных спортсменов. Их дно усеяно острыми скользкими камнями, а вода несется вниз с горных склонов с головокружительной скоростью. Стоит поскользнуться и потерять равновесие — и безжалостный ледяной поток поволочет тебя по каменистому ложу, не давая возможности подняться или за что-либо зацепиться. Удар головой о камень, потеря сознания — и ты труп.

Поборов искушение перейти через речку и продолжить исследование окрестностей, Марина присела на крупный нагретый солнцем валун, достала из рюкзака бинокль и фотоаппарат, сделала несколько снимков, отложила камеру в сторону и, взяв бинокль, навела его на привлекшее ее внимание странное светлое пятно среди буровато-черных базальтовых скал.

На скале, раскинув руки и ноги, лежал обнаженный мужчина — молодой и бесстыдно-прекрасный, как античное божество. Полувозбужденный член мужчины слегка приподнимался над черным треугольником волос. На фоне загорелых мускулистых бедер он казался совсем белым и невероятно большим.

Впрочем, был он на самом деле большим или нет, Червячук не представляла. Ни разу в жизни она не видела живую мужскую наготу. Ее образование в этом вопросе ограничивалось изучением музейных скульптур и картин старых мастеров. Порнушка и эротические журналы в золотые советские времена встречались так же редко, как золотые самородки в колымских реках, но даже если бы Марине случайно попался в руки похабный журнальчик — уродливое порождение загнивающего капитализма, — она принципиально не стала бы смотреть подобную пакость — этого еще не хватало.

В то же время в наготе незнакомца не было ничего гадкого, пошлого или вульгарного, и девушка замерла с биноклем в руках, не в силах отвести взгляд от смуглого мускулистого тела.

Мужчина пошевелился, чуть изменив позу, и у Марины перехватило дыхание. Руки задрожали, изображение потеряло четкость, но призрачная расплывчатость мужской наготы, лишая разума и воли, притягивала девушку с неодолимой силой. Марина казалась себе кометой, случайно залетевшей в смертельный и беспощадный гравитационный водоворот черной дыры, водоворот, из которого нет возврата.

Поле сознания стремительно сужалось. Исчезло все — и окружающий мир, и ее собственное тело, и горячая тяжесть в груди, и даже оглушительное биение сердца. Остались лишь дрожащие, как в лихорадке, окуляры бинокля с неясными контурами светлого пятна на темном фоне. Непроизвольно девушка оперлась руками о колени, придавая изображению устойчивость.

Годами сдерживаемые и подавляемые инстинкты вырвались из-под контроля, как воды разрушившей ненавистную дамбу мощной многоводной реки.

Не понимая, что с ней происходит, на гребне острого, как лезвие отравленного дротика, эмоционально-чувственного взлета Марина неожиданно пережила нечто подобное тому, что цзен-буддисты называют сатори , индусы — самадхи, нирваной или ниббаной , а даосы — сокровенным единением или долинным оргазмом , — экстатический транс, уникальный мистический опыт, непостижимый сознанием и неописуемый словами.

Она качалась на волнах невыразимого покоя и блаженства, вне пространства и времени, вне страстей и эмоций, вне непостоянства эмпирического бытия с его мелкими и бессмысленными желаниями и стремлениями.

Марина не имела понятия о том, что подобные экстатические состояния возникают спонтанно в мгновения, когда накопившееся сексуально-эмоциональное напряжение как бы «взрывается» под действием случайного детонатора. Этот «взрыв», который даосы определяют, как «всплеск сексуальной энергии», а индусы — как «подъем Кундалини», сопровождается резким и интенсивным выбросом гормонов, выделением так называемых «естественных наркотиков» — наркоподобных веществ, погружающих человека в состояние неописуемо прекрасного «божественного экстаза».