Только Сергей Николаевич в упор смотрел на приближавшихся гитлеровцев. Офицер остановился в трех шагах от него.
— Что здесь происходит? — звенящим тенорком спросил офицер по-немецки.
— Эвакуация раненых,— по-немецки ответил Сергей Николаевич.
— О! Вы говорите по-немецки? Это очень хорошо...— Офицер вынул из кармана небрежно сложенную карту, развернул ее и стал что-то на ней искать; нашел и, придерживая пальцем это место, спросил: — Какое название имеет этот населенный пункт?
Сергей Николаевич ответил.
— Ага! Значит, очень близко Смоленск?
— Нет, это совсем другой населенный пункт.
— Как это так? — строго спросил офицер.
— И до того населенного пункта дорога еще длинная.
— Два одинаковых названия? Да? — спросил офицер.
— Да.
Офицер спрятал карту и спросил шутливо:
— Типичный русский беспорядок?
Баранникову казалось в эту минуту, будто он находился в каком-то полусне. Все видел, понимал, даже разговаривал и в то же время почти не верил в происходящее, В самом деле, нелегко поверить, что он, советский инженер, коммунист, спокойно разговаривает с гитлеровцем, с фашистом.
Офицер смотрел, как в автобус вносили громко стонавшую женщину.
— Все это напрасно,—сказал он почти сочувственно.— В тыл вы не проедете. Наши войска занимают все магистральные дороги и уже продвинулись очень далеко.
Сергей Николаевич молчал.
— Хотите убедиться сами?—весело спросил офицер.— Пожалуйста.
С этими словами он резко повернулся и, сопровождаемый солдатами, возвратился к транспортерам. Машины помчались в сторону Порозова. Поднятая ими пыль смешалась с дымом пожаров.
— Товарищ Баранников, автобус загружен!
Перед Сергеем Николаевичем стоял паренек в клетчатой, вылезшей из штанов рубашке и в тапочках на босу ногу. Это был шофер автобуса. Баранников смотрел на него пустыми глазами.
— Автобус загружен,— повторил паренек.— Можно трогать.
В конце улицы показалась бешено мчащаяся полуторка. Это была та самая полуторка, на которой уехал старший Баранников. Переднего стекла в машине не было, весь ее кузов был в белых выщербинах.
Машина резко затормозила возле школы, юзом проползла по пыли, и тотчас из нее выскочил шофер. Лицо его было в крови, он смотрел на всех остановившимися глазами, судорожно глотал слюну и не мог вымолвить ни слова.
— Доктор, окажите ему помощь,— приказал Сергей Николаевич.
— Они нас обстреляли! — вдруг закричал шофер и показал рукой на машину.— Там товарищ Баранников.
Сергей Николаевич медленно подошел к полуторке и приоткрыл дверцу.
Отец стоял на коленях между сиденьем и передним щитком кабины, в который он упирался окровавленной седой головой. Сергей Николаевич обежал машину с другой стороны и рванул дверцу. Громоздкое тело отца начало медленно вываливаться из кабины. Сергей Николаевич подхватил его на руки и положил на лужайку. Только сейчас он понял, что отец мертв...
— В Порозове немцы...— рассказывал, немного отдышавшись, шофер.— Мы приехали туда. Они нас сразу остановили. Женщин приказали выгрузить и всех отвели в помещение кинотеатра. Тогда товарищ Баранников говорит: «Разворачивайся и молнией обратно. Надо предупредить, что здесь немцы»... Из Порозова мы выскочили. И все бы ничего. Вдруг километрах в пяти отсюда навстречу нам — транспортеры. Я поддал газу и, загребая правым скатом канаву, стал их обходить. А они начали стрелять. Как жив остался, не знаю. А товарища Баранникова убили. Я даже не сразу сообразил. Гляжу, он пополз с сиденья, и всё. Я кричу ему...
— Довольно панику нагонять,— незнакомым самому себе голосом сказал Сергей Николаевич. |