— Эй, Памела, скорее, тону!

Она посмотрела огорченно, вот и вся реакция. Выглядела она как чемпионка мира по кролю, и все в лагере с ума по ней сходили. Почти все. Кроме меня. Для меня она была слишком спортивной. Недостаточно женственной. Вообще-то я придирался, Стефани была обалденно хороша. Но я чувствовал себя увереннее, когда говорил остальным, что не запал на нее. Что-нибудь вроде: «Стеф? Ну не знаю… Не слишком в моем вкусе», пусть даже это никого не обманывало.

С нами на Морнезе было трое взрослых. Отец Дюваль, начальник молодежного лагеря, и два воспитателя, Стефани и Йойо. Мы со страстью обсуждали один-единственный вопрос: есть ли между ними что-нибудь? Это нас занимало вот уже десять дней. Я разделял мнение меньшинства: нет.

Йойо изобразил на своем глупом загорелом лице широкую улыбку и крикнул:

— Ну, пошли, ребятки, сегодня выбираем шкоты на правом и левом галсе.

Арман высунулся из-за мола и ляпнул:

— А тем, кто уже умеет, можно остаться в порту и клеить девчонок?

Все мы, видевшие, как Арман сражается с парусником, не смогли удержаться и заржали. Арману было пятнадцать лет, но выглядел он самое большее на двенадцать. Шорты болтались вокруг тощих волосатых ножек, тело было белым в красных пятнах. И очки, куда же без них, на большой уродливой голове. Йойо тоже беззлобно засмеялся, он хорошо относился к Арману. Подошел к этому недомерку, посмотрел на него с высоты своих метра восьмидесяти и притворно серьезным тоном заявил:

— Это мои охотничьи угодья. Если хочешь клеить девчонок в порту, спрашивай разрешения у меня.

И, довольный произведенным впечатлением, начал раздавать паруса. Арман неохотно поднялся и выдал:

— Отличный план, парни… Это означает, что все девчонки в порту еще нетронутые!

Группа захохотала, и Стефани — первая. Я видел — ей понравилось, как щенок огрызнулся на Йойо. Наш тренер по парусному спорту снова поглядел Арману в глаза:

— Эй, малявка… Как только выйдем в открытое море, я тебя утоплю!

Веселье прекратилось. Йойо закончил раздавать паруса. Я получил свой.

Ужас!

Парус был вдвое больше меня. Я подозревал, что как только мы выйдем из-за мола, на нас набросится холодный ветер. Я сделал шаг вперед, ветер забрался во влажную ткань, облепил ею мою беззащитную плоть.

Кошмар!

Я с трудом двигался, казалось, еще шаг — и меня унесет ветром. Я старался не поднимать парус слишком высоко, но тогда низ мачты скреб по камням. Стефани-Памела кинула на меня недобрый взгляд, означавший: «Какого черта, нельзя ли поаккуратнее?»

Надо было всего-навсего взять свой парус, пройти с ним через порт, потом через стоянку, стараясь по возможности не задевать машины, спуститься на пристань и попытаться перейти на судно, не промочив кеды насквозь.

Пытка!

И так каждый день. Я всякий раз плелся в хвосте, позади меня оставался только Арман. И Йойо — замыкающим, чтобы подгонять нас пинками.

Проклятые каникулы!

Я задумался и тут же зацепил мачтой зеркальце припаркованной впереди черной машины.

— Осторожнее, болван! — заорал Йойо.

Я пошел дальше, к выходу со стоянки и холодной воде порта, которая плескалась в грязном песке. За парусом я вообще ничего не видел. Заехал по спине Мадихе, и теперь завопила она. Мадиха была главной бунтаркой в нашей группе, девочка из интерната, — в любом лагере находится хоть одна такая, всеми командует и навязывает собственные правила, способна выхватить нож из-за того, что ее задели реей по плечу. Высокая. Широкоплечая. Из тех, кто успокаивает нервы, занимаясь капоэйрой. Силы были неравны.

— Извини, Мади.

Мадиха посмотрела на меня, как на комара-самоубийцу, который зудит у нее перед носом, хотела было прихлопнуть, но передумала.