Тем не менее, укрепления пока держались. Защитники лагеря сразили не одного красномундирника, но и сами они не обошлись без весьма чувствительных потерь. Человек двенадцать из них, настигнутых пулей или ядром, пали, одни — ранеными, другие — убитыми. Среди последних оказался и Реми Арше, распростертый в луже крови с простреленной насквозь грудью. Когда братья подняли его, чтобы унести за угол дома, он был уже мертв. А Андре Фаррану раздробило плечо. Де Водрель и Винсент Годж, положив его в защищенное от ружейных выстрелов место, вернулись на свои боевые позиции.

Но вскоре пришлось оставить это последнее убежище. Срубы деревьев были разбиты ядрами и открыли доступ в лагерь. Подполковник Уизераль отдал приказ идти на осажденных в штыки. Началась «настоящая бойня», как гласят повествования об этом кровавом эпизоде франко-канадского восстания.

Там пали отважные патриоты, которые сражались уже только прикладами, когда у них кончились патроны. Были убиты оба Эбера, им повезло меньше, чем Папино, Амио и Маршессо, которым удалось после героического сопротивления пробиться сквозь толпу осаждавших. Погибли и другие сподвижники национального дела, число которых навсегда осталось неизвестно, ибо много трупов унесла река.

Среди людей, более тесно связанных с нашей историей, также были жертвы. Если Жан Безымянный, сражавшийся как лев, всегда во главе своих, всегда впереди в схватке, хорошо известный теперь и союзникам и врагам, каким-то чудом спасся, не получив ни одной раны, то другие оказались менее удачливы. После Реми еще двоих его братьев, Мишеля и Жака, тяжело раненных гранатой, Том и Пьер Арше вынесли из лагеря, избежав сами жестокой резни, последовавшей после победы королевских войск.

Уильям Клерк и Винсент Годж тоже не щадили себя. Раз двадцать бросались они на осаждавших, с ружьем и пистолетом в руках. В самый разгар битвы они сопровождали Жана Безымянного до батареи, установленной на вершине холма. И здесь Жана могли бы убить, если бы Винсент Годж не отклонил удара, который ему чуть было не нанес один солдат из орудийной прислуги.

— Благодарю вас, господин Годж! — сказал ему Жан. — Но, быть может, вы сделали это напрасно. Тогда все было бы уже кончено.

И действительно, было бы лучше, если бы сын Симона Моргаза пал в этом бою, поскольку делу независимости суждено было потерпеть крах на поле битвы у Сен-Шарля.

Жан Безымянный снова кинулся было в схватку, как вдруг у подножия холма увидел распростертого на земле, обагренного кровью де Водреля.

Его сбили с ног ударом сабли, когда всадники Уизераля действовали на подступах к лагерю, чтобы окончательно рассеять повстанцев.

И в этот миг Жану Безымянному послышался голос, который взывал к нему: «Спасите моего отца!»

Под прикрытием дыма от ружейных залпов Жан подполз к де Водрелю, лежавшему без сознания, быть может, уже бездыханному. Он взял его на руки и понес вдоль укреплений; затем, в то время как всадники неприятеля с неслыханным ожесточением преследовали мятежников, ему удалось, минуя горящие дома, достичь верхнего квартала Сен-Шарля, где он укрылся под сводами церкви.

Пробило пять часов вечера. Было бы уже совсем темно, если бы не зарево пожара, стоявшее над руинами селения.

Восстание, ставшее победным в Сен-Дени, было подавлено в Сен-Шарле. И нельзя было даже сказать, что обе стороны сквитались. Нет! Этому поражению суждено было иметь более основательный результат для дела национальной борьбы, чем той победе, принесшей реальные преимущества. Оно убивало все надежды, которые еще могли питать сторонники реформ.

Те из сражавшихся, кто не погиб, вынуждены были бежать, даже не успев получить распоряжение о месте сбора. Уильяму Клерку вместе с Андре Фарраном, который был только легко ранен, пришлось бежать через поле.