— Самоубийство? И что в этом такого? Этим созданиям только дай волю, они все перевешаются от несчастной любви. Что вы хотите: женщины и нервы ведут непримиримую борьбу друг с другом — кто кого раньше съест. На этом все?

— Нет, не все. В доме не обнаружено следов взлома или насильственного проникновения. На теле нет огнестрельных или ножевых ранений, а также следов борьбы.

— Откуда им взяться, если она сама на себя руки наложила?

— Ее повесили мертвой.

— Как? — скорее не понял, чем захотел узнать подробности Вендорф. Осталось-то всего одно деление на циферблате.

— Предварительно отравив.

— Мышьяк?

— Хлороформ, — сказал Лебедев.

С первыми мгновениями перерыва, улетевшими навсегда, Вендорф потерял изрядную часть дружелюбия.

— Разве хлороформом можно убить? — спросил он. — Это же что-то вроде эфира, применяется хирургами для наркоза. Легкий дурман, глубокий сон и пробуждение.

— Убить можно йодом. И хлороформом — проще некуда. Стоит превысить дозу. Кроме врачей, об этом мало кто знает. В теле же, которое осмотрел и взял пробы, доза превышена многократно. Бедняжка нашпигована хлороформом, как гусь яблоками.

Случайный намек окончательно вывел полковника из равновесия.

— Позвольте, — резко сказал он. — С чего вам далось это тело? В чьем ведении расследование?

— Первый Литейный, но…

— Вот пусть Буб… то есть Ощевский-Круглик и разбирается. Ваш совет он, безусловно, выслушает и примет с благодарностью. Но я-то тут при чем?

— Пристав не горит желанием заниматься этим делом.

— Отчего же?

— Упрямо считает самоубийством.

Вендорф заинтересовался:

— Вот видите! А вы спешите. Может, старик прав. Может, ваш анализ ошибочен? Может, так и есть? Чего проще: барышня наглоталась хлороформа и в петлю полезла. Всякое бывает.

— Это совершенно невозможно… — сказал Лебедев и безжалостно вывалил кучу неприятных фактов: и крюк висит высоко, и при наркозе она шагу бы не ступила, и, главное, нет никаких следов удушения. — Бедняжку красиво повесили вместо картины, — закончил он.

— И что желаете от меня?

— Необходимо, чтобы расследованием занялся самый толковый чиновник полиции. Сам таких не знаю. Но на ваше усмотрение. Это крайне необходимо. Со своей стороны окажу ему всяческое содействие.

— Прямо не узнаю вас, голубчик, — сказал Вендорф. — С чего такая инициатива?

— Преступление задумано умно, а совершено отменно. Такого чистого исполнения давненько не встречал. Скажу больше: если бы случайно не приехал и не увидел сам, пристав списал бы на самоубийство. И концы в воду. Подобное мастерство меня сильно тревожит.

— Чем же?

— Убийца поддастся соблазну провернуть такой фокус еще разок. Буду рад ошибиться, но следует ожидать новых жертв.

— Как ее фамилия? — спросил полковник. — Кто родители? Из какой семьи?

Лебедев вздохнул, но ответил честно:

— Пристав наверняка знает…

— Ну вот видите: даже фамилией ее не поинтересовались.

— Мне не до того было.

— Говорите, в «Дворянском гнезде» проживает одинокая молодая барышня? Так-так… Значит, вот что скажу вам, дорогой Аполлон Григорьевич: выкиньте из головы эту историю и позвольте Буб… то есть приставу делать свое дело. Невелика птица.

— Что значит невелика? — возмутился Лебедев.