Впрочем, не купился и Майло.
– Мамик, он опять это делает. Папуля врет.
– Он не врет, – заверила его Пенни. – Упражняет сильное и гибкое писательское воображение.
– Да? И чем же это отличается от лжи?
В ожидании ответа Лесси наклонилась вперед и повернула голову к своей хозяйке.
– Ложь причиняет людям боль, – объяснила Пенни. – Воображение добавляет в жизнь веселья.
– Вот и сейчас воображение рисует мне такую веселую картину – Ширмана Ваксса атакует заболевший бешенством летающий гавик и убивает его.
– Плюнь и разотри, – посоветовала Пенни.
– Я сказал Оливии, что позвоню ей, когда прочитаю рецензию.
– Не читай, – настаивала Пенни.
– Я обещал Оливии, что позвоню ей.
Жуя оладью, Пенни печально покачала головой.
– Я уже большой мальчик, – напомнил я ей. – Рецензия меня не сломает. Я должен ее прочитать. Не волнуйся… мы над ней еще посмеемся.
Я вернулся в кабинет и включил компьютер.
Не стал читать письмо и рецензии на экране, сразу их распечатал.
Первой прочитал рецензию из «Ю-эс-эй тудей», потом – из «Вашингтон пост». Обе восторженные, что укрепило мой дух.
С профессиональной отстраненностью я прочитал рецензию Ширмана Ваксса.
Этого сифилитического борова.
Я сидел на вращающемся стуле, положив голые ноги на стол.
– Оливия, этот Ваксс даже не понимает, что моя книга – в какой-то степени юмористический роман.
– Нет, дорогой, не понимает. И ты должен его за это благодарить. Если бы он осознал, что книга забавная, то написал бы, что юмористический роман тебе создать не удалось.
– Он думает, что хорошая метафора – «тяжеловесная проза».
– Он – продукт современного университетского литературоведения, Кабби. Фигуры речи там полагают подавляющими.
– Подавляющими? И кого они подавляют?
– Тех, кто их не понимает.
– И что… я должен писать так, чтобы радовать безграмотных?
– Он так вопрос не ставит, дорогой.
Глядя на свои босые ноги, я решил, что пальцы у меня уродливые. И если что-то побудило Пенни выйти за меня, так точно не они.
– Но, Оливия, в рецензии полно ошибок… в описании персонажей, в поворотах сюжета. Я насчитал одиннадцать. Он называет мою главную героиню Джойс, тогда как ее имя – Джудит.
– Эту ошибку мы все пропустили, дорогой.
– Пропустили?
– В сопроводительном письме, которое отсылалось с экземпляром книги для рецензентов, ее ошибочно назвали Джойс.
– Я читал черновик письма. И одобрил его.
– Да, дорогой. Я тоже. Вероятно, шесть человек прочитали и одобрили черновик, и мы все пропустили эту Джойс. Такое случается.
Я покраснел от стыда. Унижения. Допущенного непрофессионализма.
Но тут же меня осенило.
– Подожди, подожди. Он же рецензировал книгу, а не сопроводительное письмо, которое получил вместе с ней. В книге-то Джудит.
– Ты знаешь английского писателя Джеймса Балларда?
– Да, разумеется. Пишет блестяще.
– Он рецензировал книги для… думаю, лондонской «Таймс». И через годы после того, как перестал рецензировать, признался, что писал только хорошие рецензии на те книги, которые не успевал прочитать. Если бы все демонстрировали такое благородство.
Какое-то время я переваривал ее слова.
– Ты хочешь сказать, что Ширман Ваксс мог даже не прочитать «Джаз ясного дня»?
– Иногда ты так наивен, что мне хочется ущипнуть тебя за пухлую розовую щечку. |