Одновременно что-то внутри меня расслабилось и боль, которую я всегда ощущал в непосредственной близости от пустóты, тоже исчезла. Эта боль напоминала протяжный высокочастотный вой, и как только она стихла, я обнаружил, что она скрывала собой какой-то другой звук, какое-то невнятное бормотание на самой границе сознания.
Слово.
Я бросился на него. Обхватил его обеими руками. Взвился и закричал во все горло. Его, – произнес я на чужом мне языке. Слово состояло всего из двух слогов, но включало множество значений. И как только оно сорвалось с моих губ, результат оказался мгновенным. Бежавшая на меня пустóта резко остановилась, по инерции немного проехав вперед, затем повернулась в сторону и метнула язык, трижды обвившийся вокруг ноги твари. Потеряв равновесие, та выстрелила. Пуля срикошетила от потолка, после этого пустóта перевернула тварь вверх ногами и подбросила в воздух.
Мои друзья не сразу поняли, что произошло. Пока они стояли с раскрытыми ртами, а вторая тварь что-то кричала в рацию, я услышал, как за моей спиной открылись двери вагона.
Это был единственный шанс на спасение.
– ПОШЛИ! – заорал я, и они меня послушали.
Эмма, спотыкаясь, бежала к поезду, Эддисон путался у нее под ногами, а я пытался пройти в узкие двери со скользким от крови и торчащим во все стороны складывающимся человеком. Наконец нам, всем троим, удалось ввалиться в вагон.
Снова раздались выстрелы. Это тварь наугад разряжала обойму, пытаясь попасть в пустóту.
Двери начали закрываться, но тут же снова распахнулись. «Освободите, пожалуйста, двери», – раздался из динамиков жизнерадостный голос диктора.
– Его ноги! – воскликнула Эмма, показывая на длинные ноги складывающегося человека и торчащие наружу носки его туфель. Я успел убрать их из дверного проема за долю секунды до того, как двери захлопнулись. Болтающаяся в воздухе тварь выстрелила еще несколько раз, прежде чем раздосадованная пустóта швырнула ее о стену и она неподвижной кучей сползла на пол.
Вторая тварь уже бежала к выходу. Его тоже, – попытался произнести я, но было уже поздно. Двери закрывались, и, рывком тронувшись с места, поезд быстро набирал скорость.
Я огляделся, радуясь тому, что вагон, в котором мы очутились, оказался пуст. Что подумали бы о нас обычные люди?
– Ты в порядке? – спросил я у Эммы.
Она сидела очень прямо и тяжело дышала, пристально глядя на меня.
– Благодаря тебе, – ответила она. – Ты и в самом деле заставил пустóту все это сделать?
– Думаю, да, – неуверенно ответил я.
– Это потрясающе, – тихо произнесла она.
Я пытался понять, она восхищена или испугана. Или восхищена и испугана одновременно.
– Мы обязаны тебе жизнями, – сообщил мне Эддисон, ласково тычась носом мне в руку. – Ты совершенно особенный мальчик.
Складывающийся человек засмеялся. Опустив голову, я увидел на его искаженном болью лице улыбку.
– Вот видишь? – произнес он. – Я же сказал тебе, что это чудо. – Он тут же посерьезнел. Схватив меня за руку, он сунул мне в ладонь квадратик картона. Фотографию. – Моя жена и мой ребенок, – прошептал он. – Наш враг захватил их очень давно. Если вы найдете остальных, возможно…
Взглянув на фото, я вздрогнул. Это был маленький, размером с небольшой бумажник, портрет женщины с ребенком. Было ясно, что Сергей носит его с собой уже очень давно. Хотя люди на снимке были довольно симпатичными, сама фотография – или ее негатив – серьезно пострадали, возможно, едва не сгорев в пожаре, подвергнувшись воздействию таких температур, что сохранились лишь искаженные фрагменты лиц. |