Нет, совершенно гениальный ответ! Олег вообще мастер красноречия. В особенности меня бесит его манера на вопрос «Где ты находишься?» лаконично отвечать:
– Еду по городу.
Ясно же, что он не летит в космосе. Но ведь можно сообщить, по какой улице катишь, куда направляешься, зачем. Нет, «еду по городу», и все. Вот и сейчас: просто «в командировку».
Я набрала полную грудь воздуха, готовая возмутиться, но затем медленно выдохнула его через нос. Спокойно, Вилка, ты уже сегодня поругалась с мужем, не стоит сейчас обращать внимание на ерунду. И потом, в любом скандале, который вспыхивает в нашей семье, виноватой все равно оказываюсь я, так как именно я делаю первый шаг к примирению, поскольку Олег не способен произнести слова: «Прости, любимая, был не прав».
Поэтому сейчас, для обретения спокойствия, я лучше проигнорирую идиотское заявление, а попросту уточню ситуацию:
– В командировку? Ой, как жаль! В какой город? Куда?
– В Питер.
– Надолго?
– Не знаю.
– Один летишь?
– Мы на поезде.
– Значит, с кем‑то?
– Ага.
– С Витей Кротовым?
– Не‑а.
– С Гришей Пауковым?
– Не.
– С Леней Забельским?
– Нет.
Я удивилась. Вроде перечислила всех коллег, кого Олег может взять с собой.
– Так кто он, твой попутчик?
– Вы незнакомы.
– А‑а! Как же звать неизвестного мне парня?
– Да зачем тебе?
– Ну, просто интересно!
– Потом, сейчас некогда, – телеграфным стилем сообщил муж.
– Милый, – заныла я, – постарайся побыстрей вернуться, без тебя плохо…
Вообще‑то у меня неоднозначное отношение к отлучкам Куприна. Если его отъезд занимает пару дней или максимум неделю, я испытываю радость от отсутствия супруга. Никто не отнимает ночью одеяло, не храпит над ухом, не смотрит в спальне до глубокой ночи телевизор, отмахиваясь от моего нытья: «Выключи, спать охота». Но уже через семь дней вольной жизни мне делается тоскливо и некомфортно. Сейчас же я испытала большое облегчение: если Олег задержится даже на десять суток, не стану расстраиваться, авось за это время «квартеронка» трансформируется назад в белолицую женщину.
– Хорошо, попробую живо разобраться с делами, – почти по‑человечески ответил Олег.
Я обрадовалась и сказала:
– Я тебя люблю.
– Угу.
– Я тебя люблю.
– Угу.
– Я тебя люблю. А ты меня?
– Ага.
– Что значит «ага»?
– Да.
– Олег!!!
– Извини, опаздываю.
– Нет, ответь, ты любишь меня?
– Точно.
– Что «точно»? Неужели трудно сказать жене: «Милая, я тебя обожаю, ты самая лучшая»?
– О гос‑споди… – прошипел Куприн. – Между прочим, я нахожусь на работе. Нельзя же быть такой дурой!
– Значит, сидя на службе, обозвать супругу дурой можно, а произнести вслух слова любви никак? – возмутилась я. – Мне не хватает твоего внимания!
– Все! – рявкнул Олег. – Пока. Устроюсь в гостинице – звякну.
Из мобильного полетели прерывистые гудки. Внезапно мне стало так обидно, что и не передать словами. Из глаз полились слезы. Я снова побежала в ванную, опять старательно умылась, увидела, что «кофейность» кожи не пропала, и решительно набрала номер сотового Куприна. |