Об Изабель я думал уже не постоянно, а так, иногда. Совесть, конечно, грызла, но я понимал, что так оно и лучше. Ведь мы провели вместе всего несколько дней. Я не раз спрашивал себя: могло ли вообще выйти что-нибудь из наших отношений — и каждый раз убеждал себя: да, могло. Все могло быть просто прекрасно. И тогда я вновь приходил в ярость оттого, что мне не дано узнать, как бы оно было на самом деле.

Я позвонил Луису узнать, нет ли новостей. Он обрадовался моему звонку, рассказал, что помог голландскому банку с хорошими связями в Бразилии связаться с Алвисом, убедив обе стороны обсудить проблемы финансирования проекта favela. Чтобы воскресить проект, понадобится месяца два-три, но Умберту считает что все проблемы разрешимы. Ну-ну, пусть Рикарду попляшет.

— А Изабель?.. — наконец решился спросить я.

Луис надолго замолчал.

— Нет, — с усилием выдавил он. — Ничего.

— Полиция ничего не нашла?

— Нет. Но она жива, поверь мне. Тело не нашли. Если бы ее убили, то нашли бы уже давно. Я знаю, что она жива. Я это чувствую.

— Дай-то бог. — Его уверенность придала мне сил.

Однажды вечером, на второй неделе моего пребывания в Докенбуше, в нашу жизнь вмешался Dekker. Джейми вернулся домой взвинченный до предела, даже стакан вина, который он залпом осушил, не снял напряжения. Похоже, настало время нарушить наше негласное табу.

— Что случилось? — спросила Кейт.

— Да так, на работе неприятности.

— Какие именно?

Джейми искоса взглянул на меня.

— Нику это, наверное, понравилось бы. Судя по всему, у нас начались серьезные проблемы. Рынок всю прошлую неделю катился вниз и, похоже, на этой неделе падение продолжится.

— Но почему? — В последнее время я сознательно избегал читать любые новости, связанные с Латинской Америкой.

— Мексика летит в тартарары. Банки лопаются один за другим, у правительства гигантская проблема с рефинансированием долгов в этом году — в общем, все напуганы до полусмерти.

— А на конторе еще с прошлого месяца висят те два мексиканских миллиарда?

— И это, и еще до черта всего. Мексиканские облигации рухнули на двадцать пунктов, а Рикарду продолжает их покупать. У него такая теория: в девяносто пятом США помогли Мексике своим поручительством — значит, они снова сделают это. Ему вся эта катавасия представляется прекрасной возможностью под шумок скупить облигации по бросовой цене. Дополнительное финансирование он получает от Chalmet, ну ты знаешь, это швейцарский банк, которому принадлежат двадцать девять процентов наших акций. У нас сейчас столько этих мексиканских бумаг, хоть печку топи.

— Сколько?

Джейми поморщился.

— На четыре миллиарда долларов мексиканцев. И еще на два миллиарда прочих аналогичных бумаг.

Я длинно присвистнул.

— Ничего себе! И что же теперь? Рикарду завибрировал?

— Не Рикарду. Конгресс США. Ты что-нибудь слышал о билле Пиннока?

— Нет.

— Это новый законопроект, который потребует одобрения Конгресса для любого пакета иностранной помощи, превышающего некий установленный размер. И проект этот внесен специально для того, чтобы не дать Штатам в очередной раз вытащить Мексику из долговой ямы.

— Но получит ли этот законопроект одобрение? А если президент наложит вето?

— Может, да, а может, и нет. Здесь вообще творится черт знает что: сделки внутри сделок, и никто ничего не знает наверняка.