— А что за история с Фондом развития?

Изабель нахмурилась.

— Пока не знаю. Выясню, когда доберемся до отеля. И, кстати, спасибо за помощь в переговорах. Ты прямо на лету все схватываешь.

Она смущенно улыбнулась. За такую улыбку не жалко и умереть.

— Спасибо, — сказал я внезапно севшим голосом.

Такси нырнуло в поток машин, пролетая перекрестки на красный и виртуозно лавируя между многочисленными выбоинами в асфальте. Водитель ругался на чем свет стоит и постоянно давил на клаксон, пытаясь пробиться через нескончаемые пробки. Мы добрались до туннеля, движение наконец оживилось. Потом мы выехали на берег озера. Оно было окружено плотным кольцом жилых зданий, а за ними со всех сторон высились зеленые округлые вершины. На одной из них стояла гигантская статуя Христа, раскинувшего руки, словно принимающего в объятия город. Мы объезжали озеро с черепашьей скоростью. Две байдарки-двойки, подгоняемые слаженными ударами весел, скользили по поверхности воды. Глядя на эту сумасшедшую красоту, невозможно было поверить, что мы находимся в самом сердце большого города.

Эти несколько дней в Рио будут нелегкими. Деловая часть поездки меня не беспокоила. Я был вполне удовлетворен совещанием и своим в нем активным участием. Проблемой была Изабель. Ее присутствие выбивало меня из колеи. Она могла просто сидеть рядом, листая журнал, — и этого было достаточно, чтобы я совершенно переставал соображать. Меня влекло в ней все: привычка покусывать нижнюю губу, когда она читала, темные волосы, точеная шея, изящные ключицы над вырезом платья.

Я всегда гордился умением держать себя в руках, абстрагироваться. Как-никак, я работал с молоденькими студентками, влюбленными в литературу и легко переносящими эту влюбленность на преподавателя. Но в наше время отношения между преподавателем и учащимися — штука опасная, и я довольно быстро научился равнодушной бесстрастности.

Еще в самолете я пробовал поболтать с Изабель. Невежливой она не была, но и разговорчивой назвать ее было трудно. В ней было какая-то тихая сдержанность, из-за которой любая беседа чахла на корню. Как ни странно, меня это только распаляло. Неужели нельзя просто сказать: «Оставь меня в покое». Кончилось тем, что я тупо листал всю ночь проектную документацию, пока на рассвете в иллюминаторе не замаячили пригороды северного Рио.

Такси подкатило к Copacabana Palace, стоявшему посреди других, менее навороченных отелей и жилых домов, равнодушно глазеющих своими окнами на знаменитый на весь мир пляж. Отель расположился в просторном белом здании, а изысканное литье в стиле ар-деко напоминало о тех днях, когда сюда съезжались миллионеры и звезды со всего света. В путеводителе я прочитал, что здесь выступали Фред Астер и Джинджер Роджерс, а в игорном зале порой можно было увидеть сэра Ноэла Коуарда и Эву Перон.

Такси едва успело затормозить, как портье в белоснежной униформе распахнул двери автомобиля, а его коллега уже доставал наши вещи из багажника. Мы зарегистрировались, и нас провели через внутренний дворик с сияющим прохладной голубизной бассейном. Одинокая купальщица брассом рассекала водную гладь. Две пары неспешно потягивали кофе в тени большого дерева с широкими листьями. Я пребывал в какой-то сладостной прострации. Мне доводилось ездить по миру — Индия, Таиланд, Марокко, — но нигде и никогда я не платил больше двадцати фунтов за сутки. Copacabana Palace стоил на порядки дороже. Впрочем, Изабель все это было не внове: она уверенно шагала вперед, не глядя по сторонам.

Я вошел в номер, взял бутылку холодного пива из мини-бара и вышел на балкон. Бассейн плескался прямо подо мной, а дальше, за половодьем машин на Авенида Атлантика, расстилался пляж.