Какая-то негритянка подбежала к нему и взяла на руки.
Мы прошли мимо рядов с фруктами и овощами, выставленными на продажу. За одним из лотков стоял шоколадного цвета мужчина в желтой майке с надписью по-английски «Who dies with the most toys wins». «Побеждает тот, кто умрет, собрав больше всего игрушек». Чертовщина какая-то.
Группа ребят постарше проводила нас презрительными взглядами. Из рук в руки они передавали друг другу пластиковый пакет. Каждый по очереди делал глубокий вдох, после чего пакет продолжал свое движение по кругу.
— Ты уверена, что здесь не опасно? — спросил я.
— Абсолютно не уверена, — ответила Изабель, шедшая чуть впереди.
— Значит, опасно?
— Да.
— Вот как…
Дождя не было уже несколько дней, но под ногами там и сям вместо песка попадались лужи. Вдоль тропинки текла сточная канава. Я предпочел не думать о том, куда наступаю.
Вскоре мы добрались до небольшого относительно ровного плато, на котором стояла крошечная, наспех сколоченная церквушка и какое-то квадратное строение со стенами, изукрашенными яркими граффити. Я остановился, чтобы перевести дыхание и, обернувшись, посмотрел вниз. Под нами расстилался фантастический вид. Белые здания города змеились, огибая зеленые холмы, по направлению к сияющей глади океана. Я поискал глазами статую Христа, которая видна в Рио отовсюду. Сейчас ее закрывало облако, наползшее на макушку горы.
— За то, чтобы жить здесь, многие выложили бы бешеные деньги.
— Поверь мне, за то, чтобы жить здесь, выкладывают. И не только деньги.
Мы подошли к входу в здание, осторожно пробравшись через маленький, но ухоженный сад. Вид красных, голубых, желтых и белых цветов приятно радовал глаз после унылой кирпично-коричневой грязи поселка.
Дверь распахнулась, и появившаяся на пороге женщина, кинувшись к Изабель, крепко обняла ее. Сходство было несомненным, хотя Корделия была старше и крупнее. Ранние морщинки на лице говорили о стойкости и способности сопереживания.
Мы пожали друг другу руки.
— Кора, это мой коллега, Ник Эллиот, — заговорила по-английски Изабель. — Я хотела показать ему, чем ты здесь занимаешься. Ты не против?
— Нисколько. Чем больше людей это увидят, тем лучше.
Изабель, глядя на живот Корделии, о чем-то спросила по-португальски. Та расплылась в улыбке, сестры обнялись. Пару минут они оживленно болтали, потом вспомнили обо мне. Изабель смутилась.
— Извини, Ник.
— Все хорошо. Я же понимаю, что вам хочется поговорить. — Я тоже улыбался. Было невозможно не заразиться их настроением. Я слегка поклонился Корделии. — Поздравляю.
— Спасибо, — откликнулась она. — Изабель уже рассказала вам, чем мы тут занимаемся? — Ее английский был неторопливым, но правильным, хотя акцент и чувствовался.
— Разве что в общих чертах. Кажется, что-то вроде приюта для бездомных детей?
— Верно. Здесь они могут поесть, поговорить, почувствовать, что где-то есть место и для них.
— Здесь же они и ночуют?
— Спальных мест у нас совсем мало — всего на несколько человек. Для тех, кто всерьез опасается за свою жизнь.
— А что им может угрожать?
— В основном полиция. Или эскадроны смерти. Это настоящие бандиты, владельцы магазинов нанимают их для того, чтобы очистить город от малолетних бродяг. Их избивают или убивают.
Голос Корделии звучал на удивление буднично.
— За что?!
— За все. В основном за воровство. Хотя и воришкой быть не обязательно. Сюда часто ходил Патрисио, мальчонка лет девяти. |