— Сам видишь, — отозвался тот. Он уже сдул с лежанки пыль и уселся на нее, давая понять спутникам, что это его место для сна

— А пожрать? — задал сайгад главный вопрос.

— Тоже нет…

— Тогда поищем в другом доме?

— В другом то же самое… — Парминагал по примеру Конана сдул пыль с табурета, потом еще протер его полой куртки и лишь потом сел. — Здесь уже давно никто не живет.

— А тебе сие откуда известно? — подозрительно спросил Кумбар, оставшийся без места.

— Нет запаха… жизни…

— Запах жизни! Ха! Ха! Ха! — саркастически сказал царедворец. — Ну, дружище, коли тебе надобен для счастья запах жизни, то мне, простому человеку, достаточно и запаха еды. Барашка там жареного, или почек в крестьянском масле, или петушка на вертеле…

— Тихо! — Шаман вдруг резко побледнел и покачнулся, чуть не упав с табурета.

— Чего еще? — Конан насторожился. Во всем, что касалось темных сил, он верил новому знакомому безоговорочно. Сейчас по виду его, по глазам, потемневшим до наичернейшего, он уверился в том, что здесь действительно если не «черная зона», то обиталище зла точно.

Вместо ответа Парминагал поднял руку, еще раз призывая к молчанию. Несколько мгновений все слушали тишину — чужую, враждебную. Варвар узнал ее сразу, а узнав, положил руку на эфес меча и так замер.

Кумбар, мысленно вознося мольбы Эрлику, обреченно закрыл глаза. Он уже почти смирился с тем, что путешествие его, предпринятое им так опрометчиво, добром не закончится. Между тем картины прошлого все последнее время беспрестанно возникали перед его глазами. Он, как выяснилось, уже плохо помнил те годы, что прослужил в туранской армии. Красномордый парень с наглыми глазами и диким нравом, первый и на дружеской пирушке и на поле брани, был ему знаком весьма смутно. Если б тогда он только на один миг мог себе представить, во что превратится спустя всего-то лет тридцать, то сам бы напоролся на вражеский клинок. «Что спите, ребята! — как во сне слышал он свой собственный голос, веселый и злой. — А ну, вперед! За мной! Руби!» Кумбара даже передернуло от смешанного чувства гордости за себя в молодости и стыда за себя сейчас. Каким образом и когда произошли в нем эти ужасные изменения? Неужели сладкая и сонная жизнь во дворце сотворила из бесшабашного солдата эту жирную курицу, дрожащую от страха при одной только мысли об опасности? Тьфу! В отчаянии сайгад сплюнул на покрытый ковром из пыли пол и повернулся к шаману.

— Ну вот что, парень, — громко сказал он. — Кто бы ни был тот ублюдок, что пожрал всю деревню, я не желаю ждать его молча. Я бу…

Дверь скрипнула. Оборвав себя на полуслове, Кумбар медленно повернулся.

* * *

Тон, каким старый солдат сделал свое заявление, поразил не столько шамана, сколько варвара. Он уже привык к тому, что толстяк скулит по всякому поводу и без повода вовсе. Сейчас ему показалось, что он слышит и видит совсем другого человека — впрочем, показалось лишь на мгновение, ибо дверь-то все же скрипнула, а потом и открылась. На пороге стоял… Или стояло… Скорее, наверное, стояло.

Невысокое существо, пола ни женского и ни мужеского, а какого-то среднего, взирало на спутников как будто бы благосклонно, но варвар, поймавший самый первый его взгляд, готов был поклясться хоть Кромом, хоть Митрой и прочими богами, что в нем сверкнула ненависть, причем такая мощная, что в груди Конана сразу поднялась ответная волна, Он сдвинул брови и на два пальца вытащил из ножен меч.

В полном молчании пришелец и гости рассматривали друг друга. Что там особенного он мог найти в них, так и осталось загадкой, а он явно был чем-то весьма удивлен.