Таково мое мнение. И я опросил шестерых из восьми преподавателей своей кафедры. Все шестеро согласились, что доктор Браун достоин того, чтобы выслушать.
Путнэм приготовился заговорить, но Ходжес опередил его.
– У меня есть основания полагать, что Браун связан с несколькими наиболее радикальными правоэкстремистскими группами в США. Нет необходимости уточнять, с какими именно. Пригласив сюда Брауна, мы не просто призовем все беды на наши головы и вызовем возможность студенческих волнений, мы также покажем, что связаны с этими правыми группами. И, откровенно говоря, я не думаю, что университет Томаса Джефферсона, особенно учитывая предпринятую нами программу строительства, может позволить себе нагнетать отношения среди студентов в этот столь критический период. Стоит ли лектору с такой сомнительной репутацией давать возможность саботировать работу всего университета? Вот о чем хочу я вас спросить!
Холден встал, руки в карманы.
– Хэмфри, какого черта употреблять слова типа «сомнительный» и «саботировать»?
– Право же, Холден! – возмущенно воскликнул Ходжес.
– Оставим в стороне доктора Брауна и его книгу, давайте придерживаться фактов. Какие правые группы? Может, вы сможете убедить меня, если поделитесь своими данными? Говорите, Хэмфри. Вы можете довериться нам всем. – И Холден обвел руками всю комнату.
Воцарилась напряженная тишина, было лишь слышно, как двое посасывают трубки, Путнэм спокойно и неторопливо, Ходжес быстро и резко.
Шейла Лорд достала сигареты и спросила:
– Ни у кого не найдется зажигалки?
Холден начал подыматься, но доктор Путнэм, широко улыбаясь в воцарившейся тишине, протянул ей свою зажигалку.
– Спасибо. – Она кивнула, выпустив струю дыма в потолок через округленные губы. – Я предлагаю, чтобы доктор Браун выступил у нас в оговоренный ранее день. Я связывалась с его литературным агентом, в этот день он все еще свободен. Мне кажется, доктор Холден согласен со мной. Я предлагаю провести голосование, – и она улыбнулась Ходжесу, третьему присутствующему члену комитета, остальные двое никогда не появлялись на заседаниях, – «семейные обязанности», – как объяснял доктор Путнэм.
Путнэм откашлялся.
– Полагаю, я могу избавить комитет от необходимости голосования. Заседание подходит к концу, и у нас у всех есть свои планы на завтра, неделя выдалась очень трудная. – Он положил трубку на стол, уставился на нее, как будто она превращалась во что-то иное или собиралась танцевать чечетку.
– Как ректор университета я имею право наложить вето на решение комитета, если почувствую, что решение заслуживает того. Предполагая сегодняшнее решение комитета, я считаю своим долгом применить право вето, поскольку я уже принял решение. Я тщательно взвесил факты, все аргументы, представленные «за» и «против», я получил большое удовольствие от прошедшего обсуждения. Но, в интересах университета Томаса Джефферсона, я должен просить доктора Лорд послать от имени комитета письмо уважаемому доктору Милтону Брауну с выражением сожаления по поводу того, что, в интересах проводимой университетом политики, мы, к нашему сожалению, вынуждены отменить свое приглашение ему выступить здесь с речью.
Холден поймал себя на том, что пристально смотрит на доктора Путнэма.
Шейла Лорд попыталась заговорить.
– Я уже принял решение, доктор Лорд. И доктор Холден. Заседание объявляется закрытым. – Путнэм встал, взял со стола трубку, отвернулся прочь от Шейлы Лорд и направился к выходу. Холден посмотрел на Хэмфри Ходжеса. Ходжес улыбнулся ему в ответ и пожал плечами. Холден встал и вышел из комнаты.
В коридоре первого этажа здания администрации стоял полумрак, лампы на потолке горели через одну. |