– Это лучше, чем стоять тут да трепать языком.

– Мы были должны помешать его исследованиям. Сжечь все расчеты. Выкрасть образцы или что там попадется под руку. Нам было велено остановить работу над проектом, но не обязательно убивать.

– А что, тебя беспокоит это маленькое кровопускание, Поль? – засмеялся Филбин, укладывая пистолет обратно в кобуру. – Давай смываться отсюда.

– «Смываться»! – передразнил его Мобли. Его толстое, мясистое лицо побагровело от злости. – Что толку уходить с пустыми руками?!

– Мы прихватим с собой этот ролик.

– Разве ты не слышал? Хитрость не в ролике, а в этих треклятых материалах. Кто нибудь взглянет на них повнимательней – и, считай, Равелштейн не умирал.

– Но у них все равно нет формул, чтобы изготовить эту ерунду. Пойдем же!

– Идиот, формулы не нужны! Ты же слышал, что он сказал? Любой инженер химик может с этим справиться, если ему поручить.

В университетском дворе зажглись фонари. На лестнице послышались чьи то торопливые шаги. Ожил и нехотя заработал мотор лифта.

– Идем, Поль! Да идем же! – испуганно твердил Филбин.

– Мы не можем уйти просто так, без всего.

– Ты как хочешь, а я пойду. Мне не улыбается иметь дело с копами.

– Нам все равно придется иметь дело или с ними, или ты знаешь с кем.

– Он не узнает.

– Еще как узнает!

– О Господи! – захныкал Филбин.

– Заткнись и слушай! – прикрикнул на него Мобли. – У меня есть план.

Когда в лабораторию неуклюже ввалились ночные сторожа, охраняющие кампус, Мобли помахал у них перед носом своим значком и потребовал объяснить, кто они такие. Говорил он резко и властно, с нотками подозрительности.

Сторожа были люди немолодые: вышедшие на пенсию механики либо контролеры с газовой станции; их главная обязанность заключалась в том, чтобы носить синюю униформу с внушительной бляхой, которая давала им не больше прав, чем пряжка на поясе.

Мобли быстро довел сторожей до состояния полной покорности. Если бы хоть один из них присутствовал когда нибудь в качестве понятого в подобной ситуации, он отметил бы, что труп убитого не положили, как полагается, в полотняный мешок и что в качестве вещественных доказательств почему то вывозят на тележке какие то громоздкие предметы, причем в очень большом количестве.

– Какой тяжеленный, – ворчал один из сторожей, пыхтя над большим ящиком розового порошка.

– Да, – отозвался Филбин. – Мы возьмем с него отпечатки пальцев.

– А почему все это должны грузить мы?

– Потому что я так хочу! – отрезал Мобли.

Охранник, видать, привык к подобным объяснениям и больше ни о чем не спрашивал. По всей вероятности, ему все это было до лампочки – охранники во всех кампусах одинаковы.

Когда мертвое тело, цемент, плиты и кирпич погрузили на университетские грузовики хозяйственно технической службы, сторожам сказали, что их вызывают в штаб квартиру ФБР. Старые служаки задали только один вопрос:

– А сверхурочные нам заплатят?

Мобли и глазом не сморгнул.

– А как же? ФБР гарантирует. Из федеральных средств.

Сторожам, помогавшим грузить «вещественные доказательства», и в голову не пришло, что ФБР не может распоряжаться чужими фондами, раз их заверил в этом некто в белой рубашке и при галстуке. Главную роль сыграл значок, показавшийся им несомненным знаком власти, и магическое слово «сверхурочные».

В тот предрассветный час они сели в университетский грузовичок и уехали, и больше кампус Мичиганского университета в Энн Арбор их не видел.

Сторожей привезли на заброшенное футбольное поле и велели разводить розоватый порошок в воде.