– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – сокрушенно произнес Кологривов, когда опустился тяжелый засов.

– Не Юрьев, Всеволод Семеныч, а дьяволов! – подал голос мичман Сафронов. – Попали так попали!

В завязавшейся драке в доме деревенского аги ему сильно разбили лицо, и теперь, присев на корточки, мичман обтирал кровь рукавом рубахи. Из темноты сарая натужно блеяли козлы.

– Вот и соседи нам для компании! – нервно засмеялся Клемент. – Почти светское общество!

Заточение длилось четыре долгих дня. Пленников почти не кормили, зато то и дело просовывали в окна чьи-то отрубленные головы, крича: – У, рус! У-у, рус!

– Уж не наши ли ребятки? – волновался Кологривов, вглядываясь в мертвые белки глаз.- Нет, кажется не из наших…

Тем временем возглавивший команду корвета старший офицер лейтенант Гогард, видя, что командира нет, решил действовать сам. К действию наших моряков побуждал и голод, ведь спасти с погибшей «Флоры» не удалось практически ничего. Через трое суток напрасных ожиданий команда корвета, вооружившись дубьем и камнями, выступила в поход на деревню.

– Нападем на албанцев, овладеем их оружием и освободим командира! – поставил задачу матросам Гогард.

Те были согласны. Однако, едва моряки отошли на милю от берега, навстречу им показался конный отряд.

– Матерь Божья! Сколь их на нас прет-то! – сжимали матросы в руках свои дубины. – Драка, видать, предстоит сурьезная!

Всадники, а их было никак не меньше пяти сотен, стремительно приближались.

– Помирать, так с музыкой! – объявил Гогард. – Камни на изготовку!

Однако, не доезжая метров пятьдесят до русских моряков, конница внезапно остановилась. Вперед выехал на коне лоцман-черногорец.

– Господина капитана! – закричал он, размахивая руками. – Ту су свои! – Чего, чего? – не понял Гогард.

– Ту су свои! Ту су свои! – не переставая кричал лоцман.

– Говорит, кажись, что это свои! – подсказал лейтенанту кто-то из стоящих рядом матросов.

Лоцман, подъехав к стоявшим с дубинами наперевес морякам, объяснил, что Кологривов с мичманами уже три дня сидит в деревне под замком. Местный ага, боясь, как бы его буйные односельчане не лишили офицеров жизни, послал гонца к владетелю провинции Ибрагиму-паше. Владетель немедленно выслал два конных отряда. Один из них только что ворвался в деревню и освободил командира с мичманами, другой прибыл сюда, чтобы оградить русских моряков от возможного нападения местных жителей.

– Ну и дела! – качали головами наши. – Попали как кур в ощип!

В деревне их встретили освобожденные Кологривов с мичманами, тоже, впрочем, охраняемые, во избежание возможных недоразумений, большим отрядом. Албанцы, стоя поодаль, яростно жестикулировали и громко кричали, возмущаясь, что у них отняли добычу. На них старались не обращать внимания. Оставаться в здешних краях не было особого желания, а потому утром следующего дня команда «Флоры» в окружении конных турок выступила в город Берет, где пребывал в то время Ибрагим-паша.

По дороге пришлось переночевать в полуразрушенном монастыре. Живший там одинокий греческий монах-отшельник немного подкормил моряков.

К Берату команда «Флоры» добралась в канун Рамазана. Усталых матросов сразу же окружила огромная толпа празднично одетых людей. Русских, да еще в таком количестве, здесь отродясь не видывали. У дворца прибывших встречал сам Ибрагим-паша – высокий худой старик в меховой шубе и пестрой чалме. Поклонившись Кологривову, он велел развести офицеров и матросов по домам. Хозяевам было строго-настрого велено не чинить русским никаких притеснений и кормить вдоволь.