Началось с того, что министр иностранных дел лорд Кенинг в одном из своих публичных выступлений заявил:

– Дарданелльская экспедиция могла бы при более ясной постановке задач сделать куда больше, чем было сделано!

Затем некто полковник Вуд потребовал в парламенте предъявить ему шканечный журнал «Роял-Джоржа», чтобы на этом построить обвинение сэру Дукворту. Начался скандал. Вуд а обвинили в предвзятости на том основании, что данное дело подлежит разбору исключительно военным судом. Один из депутатов предложил своей палате выдвинуть обвинение против чинов министерств, предпринявших столь бесславную экспедицию. Настала пора отбиваться министрам. Военный министр Уиндгэм, яростно защищаясь в парламенте, заявил, что неудача экспедиции не может быть приписываема его министерству и никаким министерствам вообще, потому что и неудачи-то никакой не было, а была, наоборот, удача! Этим он привел в изумление как сторонников, так и врагов.

– Если дело обстоит именно так, – рассуждали последние. – То тогда непременно следует начать расследование нашей неудачи при Трафальгаре и строго спросить за это с Коллингвуда, а заодно и посмертно с бедняги Нельсона!

Одновременно в газетах была опубликована целая серия душещипательных статей о полном разгроме турецкого «флота» при мысе Ниагара и о огромных турецких каменных ядрах, которым храбро противостояли английские моряки. И если известия об уничтоженном «турецком флоте» вызвали у читающей публики большой скепсис, то упоминание о ядрах произвело должное впечатление.

– То, что мы разнесли турок в щепки, – это, положим, вранье! – знакомясь с газетными листками, приходили к выводу британцы. – А вот то, что от каменных булыжников нашим ребятам досталось так это уж точно!

– Не будем гадать, а посмотрим лучше, как отреагирует на эту победу биржа! – заключили самые разумные.

Курс британской валюты в те дни стремительно упал сразу на несколько пунктов…

Российский современник написал тогда так: «Этой бесполезною экспедициею англичане имели в виду предостеречь турок от нас, открыть им глаза и уверить, что Дарданеллы их непроходимы».

Едва русская и английская эскадры сблизились, на «Твердый» прибыли полковник лорд Борген в сопровождении двух капитанов. От имени своего командующего они приветствовали союзника. Слушая рассказ о неудачном рейде на Константинополь, Сенявин мрачнел: и зачем совались в одиночку, а уж коли сунулись, драться надо было не понарошку!

С бортов кораблей разглядывали союзников. Было ясно, что англичане недавно побывали в хорошей передряге, а потому на них смотрели с сочувствием:

– Да уж досталось союзничкам, ничего не скажешь! Появление российской эскадры вызвало у англичан заметное оживление. Наших приветствовали восторженными криками: – Рашен вел! Рашен вел! Рашен вери-вери вел!

– Ишь, как просют сердешныя, чтобы мы их с собой воевать повели! Не могут, видать, без нас! – сочувственно качали головами матросы. – Ну да пущай не огорчаются, мы своих дружков в беде никогда не бросим!

Если на палубах английских кораблей матросы выражали свои эмоции криками, то в кают-компаниях высказывали мысли дельные.

– Заделаем пробоины и двинем вместе с русскими снова в Дарданеллы! Вместе мы уж переломаем хребет султану! – предлагало большинство. – Последнее слово должно остаться за нами! Это дело нашей чести! Иные (меньшинство) с сомнением качали головами:

– Мы свое получили! Пусть теперь свою партию сыграют русские!

Не было единства и среди английских флагманов. Дукворт был категорически против какого-либо объединения с Сенявиным:

– У нас нет инструкций на большую войну в Дарданеллах.