— Верю, что именно так ты и думаешь. Твоя вера достойна похвалы, Карекборн. Хоть я и чувствую, что твоя преданность уменьшилась за последние дни. Впрочем, это неудивительно.

Волчий жрец испустил долгий, свистящий вздох.

— Только не подумай, что я так или иначе не решаюсь убить тебя, смертный, — сказал он. — Я убивал прежде и, если позволит Всеотец, буду делать это снова и снова. Но я не лишу тебя жизни. Твой вюрд не закончится здесь, в этой комнате. По крайней мере, это я вижу четко.

Морек знал, что должен испытать облегчение. Но этого не случилось. Быть может, из-за усталости или утраты веры. Какой бы ни была причина, он понял, что хочет только спать, отдохнуть от бесконечной темноты, вечного холода, нескончаемого сражения. Сколько он себя помнил, волчьи жрецы всегда вдохновляли его, будучи живой связью между человечеством и устрашающим образом вечного Всеотца. Но сейчас, когда почти трехметровый монстр стоял так близко, что ривенмастер видел следы от клинков на иссеченном доспехе и слышал шум дыхания через фильтры шлема, он не вызывал того вечного страха. Чары рассеялись.

Я больше не боюсь вас. Теперь я наконец понял, о чем так долго говорила мне Фрейя. Дочка, прости меня. Ты была права.

— Но ты должен понести наказание, смертный, — продолжил Клинок Вирма. — Если Ересь и научила нас чему-то, так это тому, что проступок всегда должен наказываться. И поэтому я дам тебе самый ужасный дар, что у меня есть.

Шлем волчьего жреца слегка наклонился, приблизив красные глаза к Мореку. Они тускло светились посреди обожженной кости, словно рубины в оправе из старого камня.

— То, что ты видел, называется Укрощением. Оно навсегда изменит лицо ордена. Слушай, и я объясню, как оно уничтожит и создаст заново все то, что тебя учили почитать священным.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Печать Борека омывалась плотным потоком болтерного огня.

Благодаря Бьорну и Грейлоку защитники сдерживали врагов у порталов. Ни один еще не вошел в зал, и многие стационарные орудийные позиции там пока безмолвствовали. Битва свирепствовала с тех самых пор, как Бьорн встретился с Грейлоком у арочного входа, где окопались дредноуты и Длинные Клыки. Как и в Клыктане, баррикады из адамантия и траншеи давали укрытие пехоте защитников. Схема битвы была очень простой — бесконечные, повторяющиеся попытки захватчиков ворваться в зал, лишив защитников преимущества, которое давал узкий проход.

До сих пор Тысяче Сынов это не удавалось, но цена была высокой. Кэрлы в зоне баррикад страдали от болтерного огня, и за одну атаку гибли целые отряды. Небесные Воины тоже несли потери, несмотря на более совершенные доспехи и оружие. За исключением командной группы, казавшейся почти неуязвимой в терминаторской броне и с силовым оружием, Охотники и Когти несли серьезные потери, сражаясь с десантниками-рубрикатами.

Фрейя выполняла свою часть работы во время повторяющихся нападений, возглавляя отделение кэрлов. Они прикрывали огнем Волков, чтобы те могли вступать в ближний бой. Это были самые тяжелые и яростные бои, в которых она принимала участие. Получив сигнал от Небесного Воина, девушка с солдатами выскакивала из относительной безопасности баррикад и стреляла в просперианскую пехоту. Скъолдтары были мощнее вражеских лазганов, но кэрлы были уязвимы вне укрытия. В предыдущих атаках погибли дюжины, сраженные лазерными лучами или разорванные на куски рубрикатами. Собственная нить жизни Фрейи уже не один раз была почти перерезана. Спасали лишь рефлексы, броня и удача.

Битва тянулась уже не первый день, усталость все возрастала, замедляя реакцию и снижая прицельность стрельбы. Просперианская пехота тоже не была неуязвимой. Из-за длительных и почти безостановочных боев каменный пол по щиколотку покрылся кровью и оружейной смазкой.

Фрейя ожидала, что Небесные Воины предоставят кэрлам самим заботиться о себе.