«Пусть выдержит мой разум и душа останется чистой, мой внутренний глаз останется ясным, а внешнее око — темным, словно вечная печать Твоей милости…»

Он повторял знакомые слова, когда железный колпак, ощетинившийся тонкими иглами зондов, навис над ним и опустился на голову. Повторял, когда зонды проникли сквозь обрамленные стальными кольцами отверстия в лысом черепе и остановились в означенных местах. Повторял, когда остальные голоса вокруг стали тише и глуше.

Эта головная боль, она меня просто убивает.

Воду так и не принесли. Иэфейл ухватил первую передачу. Стандартное межпланетное коммюнике, что-то об эскорте в одной из систем, защищаемых Волками.

— Да хранит Твоя защита… Проклятье, Фрор, почему этот список такой огромный?

Раздался треск помех на линии с суперинтендантом, двухсотлетним уроженцем Фенриса.

— Фрор?

Иэфейл сдался. Дряхлый старый козел. Боль в глазах становилась все сильнее. Казалось, что выжженные нервы каким-то образом восстановились.

Что, во имя Хель, все это значит?

Отключая контакт, он хотел было позвать апотекария, но затем передумал. Его и так считают слабаком, мягкотелым чужеземцем с наклонностями к порочной магии.

Он открыл разум.

И туда ворвался эфир. Из пустоты на Иэфейла уставился единственный глаз, обрамленный алым кольцом.

— Святой Импера… — выдохнул он, и вот тогда появилась настоящая боль.

Что-то громадное вторглось в его сознание, что-то обширное и древнее, столь могущественное, что Иэфейл тотчас понял, что его время сочтено.

— Фрор! — воскликнул он, может, голосом, а может, лишь мысленно. Он слышал, как из темноты появлялись приглушенные голоса. Раздавались тяжелые шаги, словно кто-то бежал по залу. Затем он услышал истошные крики. И все затопила боль — сокрушительная, спутывавшая сознание боль.

На один краткий миг Иэфейл решил бороться с ней. На мгновение, одно кошмарное мгновение его как будто вернули к процедуре привязывания души на Терре. Там он подвергся воздействию столь же мощной силы, как и та, что выжгла ему глаза и опалила душу.

Эта та же самая сила.

Нет, не та же самая, хотя и похожа на нее. Даже извиваясь в путах, пришпиленный к креслу бегущими сквозь тело электродами, он смог узнать знакомые очертания в варп-сигнатуре.

Оборвите связь!

Было уже слишком поздно. Иэфейл чувствовал, как взрываются органы в его теле. Кровь струилась по его лицу, попадая в открытый рот, замороженный в безмолвном вопле. На него яростно взирало Око, пульсируя сдержанной угрозой. Оно даже не особенно старалось.

— Что ты такое? — послал Иэфейл, но его сообщение было похоже на выстрел микролюменом в звезду.

Око не шевельнулось, но только добавило Иэфейлу мук. Именно тогда несчастный понял, что то же самое происходит со всеми другими астропатами. Это казалось невозможным — ведь были заклинания, защищавшие от проникновения в шпиль, и все псайкеры были связаны душами. Но это создание раздирало их на части, словно защиты не существовало вовсе.

Астропат агонизировал на троне, чувствуя, как его покидает сознание. Нервы были выжжены, что уменьшило боль.

Оно изолирует нас, подумал он, прежде чем умереть. Оно хочет нас заглушить.

Это была предпоследняя мысль Адамана Иэфейла. Последняя принеслась следом.

И что бы это ни было, осознал вдруг он, пока его обожженное тело содрогалось в мучениях, оно подобно самому Императору.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Волчий скаут Хаакон Гилфассон, тот, кого прозвали Чернокрылым, восседал на командном троне «Науро» и внимательно изучал развернувшуюся перед ним картину. Посадочные площадки остались далеко позади, и темное небо в окулярах реального пространства превратилось в испещренное звездами чернильное покрывало.