— Мой Ментат, они уже сделали это. Правда, одновременно они уничтожают и роботов.

— Мне стыдно за то, что я тоже человек, — с жаром произнес Гильбертус.

— Они просто делают все необходимое для того, чтобы искоренить нас, — возразил Эразм. — И не стоят за ценой.

— Мы с тобой уникальны, отец. Мы оба свободны от нежелательных влияний, как человеческого, так и машинного начал.

— Мы никогда не можем быть свободными от нашего окружения и от нашего внутреннего устройства. В моем случае это программирование и сбор данных, а в твоем — генетическая конституция и жизненный опыт.

Произнося эти слова, Эразм заметил две кружившие рядом наблюдательные камеры Омниуса, собирающего и передающего данные.

— Наше с тобой будущее зависит от результатов этой великой войны. Очень много разных вещей влияют на наше поведение и ситуации, независимо оттого, знаем мы об этом или нет.

— Я не хочу пасть невольной жертвой их ненависти к мыслящим машинам, — сказал Гильбертус, — и я не хочу, чтобы погиб и ты.

Эразм был уверен, что его приемный сын говорил совершенно искренне и был по-настоящему опечален. Как будто не было оснований сомневаться в его верности. Правда, много десятилетий тому назад таким же верным человеком казался и Вориан Атрейдес. Эразм протянул свою тяжелую металлическую руку и, имитируя нежность, положил ее на плечо Гильбертуса.

— Большая часть нашего флота успеет вернуться как раз вовремя, чтобы защитить нас, — сказал Эразм, чтобы успокоить своего воспитанника и подопечного, хотя и не мог подтвердить свои слова объективными данными. Мыслящим машинам придется окопаться на Коррине, создать здесь неприступную крепость и окружить ее таким барьером, сквозь который никогда не смогут пробиться люди.

— Таковы требования времени, — сказал подслушивавший Омниус. — Вероятно, я — последнее оставшееся во вселенной воплощение всемирного разума.

Если бы мне была предоставлена возможность самому сочинить себе эпитафию, то о многом мне пришлось бы умолчать, а во многом у меня не хватило бы сил признаться. «У него было сердце воина». Вот, пожалуй, самая лучшая память, которую, я надеюсь, сохранят обо мне потомки.

Остатки некогда крупнейшего спейсфолдерного флота армии Джихада двигались, рассыпав строй, в черной тьме бездонных глубин космоса, а экипажи лихорадочно готовили оружие для последнего, решительного и окончательного удара по главной цитадели всемирного разума. Был произведен необходимый ремонт. Боеголовки приведены в рабочее положение. Для последней битвы были настроены поля Хольцмана и двигатели.

— Пройдет всего несколько часов, и мы окончательно сокрушим последнего Омниуса, — передал экипажам верховный главнокомандующий Вориан Атрейдес. — Всего через несколько часов человечество, все люди, станут наконец свободными — впервые за тысячу лет кровопролитной тяжелой борьбы.

Слушавший речь командующего на своем капитанском мостике примеро Квентин Батлер согласно кивнул. Рассеянные вокруг в черноте космоса корабли успокаивающе поблескивали отражениями сияющих звезд, светили внутренними огнями и зеленоватым свечением индикаторов опасного сближения. По линиям связи шел интенсивный обмен, слышались голоса, доклады о готовности. Мартиристы пели благодарственные гимны и молились о мщении.

Теперь, кажется, действительно все. Коррин должен быть совершенно незащищенным, так как весь флот роботов отбыл к Салусе несколько недель назад.

Сердце Квентина за это время превратилось в пепел, сожженное добела раскаленной ужасной мыслью о том, что он лично убил миллиарды невинных рабов Омниуса, но он отгонял от себя эту страшную мысль, не давая ей овладеть его сознанием.