Хотя Эразм не понял такую реакцию Гильбертуса, он быстро отказался от своего предложения.

— Нет нужды так расстраиваться, Гильбертус, — сказал он все же.

Оглянувшись через плечо с таким видом, словно робот только что предал его, Гильбертус поспешно увел Серену прочь. Эразм остался стоять на месте, обдумывая причины того, что произошло.

Поздно ночью, под бездонно черным небом Коррина, робот продолжил свое наблюдение, подсматривая за тем, что делали Серена и его воспитанник. Гильбертус и клон сидели возле виллы и смотрели на звезды. Несмотря на то что по небу беспрерывно курсировали боевые корабли, своими огнями смазывая картину звездного неба, Гильбертус терпеливо показывал Серене очертания созвездий, обводил их контуры и показывал их изображения на старых звездных картах. Серена проявляла некоторый интерес, но обводила на небе совершенно иные контуры, которые, видимо, нравились ей гораздо больше.

Эразм, как это ни казалось странным ему самому, испытывал какое-то беспокойство и даже тревогу. Когда он учил Гильбертуса, терпеливо потратив на это многие годы, он по крайней мере получал какую-то отдачу, вознаграждение теми успехами, которые делал его воспитанник. Даже исходная Серена Батлер с ее острым языком и склонностью к эмоциональным спорам была ценным партнером для ментального спарринга.

Но клон не давал ничего подобного Гильбертусу.

Сколько раз ни прокручивал Эразм эту проблему своими гель-контурами, он так и не смог понять смысл того, что делает его приемный сын. Это была загадка, которую сложно устроенный независимый робот должен был, в конце концов, решить. Не может же быть, чтобы у него не хватило на это способностей! Но хотя он несколько часов пристально наблюдал за людьми в эту ночь, озарение так и не посетило Эразма.

Что видит в ней Гильбертус?

Тем, кто знает, куда смотреть, прошлое дает ясные указания, которым надо следовать, идя в будущее.

Вернувшись с Россака, где никто и не подумал поблагодарить ее за предостережение — впрочем, она и не ждала никакой признательности от своей сводной сестры, — Норма долго стояла обнаженная перед зеркалом, внимательно и с любопытством рассматривая свое отражение. Хотя она и не отличалась тщеславием, Норма изучала себя в зеркале не меньше часа. Безупречно сложенное тело и молочно-белая кожа должны были создавать впечатление совершенства, но изъяны на этом совершенстве стали появляться все чаще и чаще. Площадь красных пятен увеличивалась, кожа становилась морщинистой и обвисала и, более того, менялась осанка — было такое впечатление, что кости скелета и мышцы временами приобретают несвойственную им пластичность. Пятна морщинистой покрасневшей кожи занимали довольно большое пространство на груди и животе. Норме показалось также, что она стала меньше ростом. Изменились и формы тела.

Это было странно и необычно. Она всегда могла восстановить свою внешность по собственному желанию, но изъяны появлялись снова и снова. Норме хотелось понять, что с ней происходит.

Адриен тоже замечал это, но она ничего не могла ему объяснить. По настоянию сына она проконсультировалась с врачом военного корабля, пожилой женщиной. Врач осмотрела ее, наморщила лоб, а потом дала скорое объяснение:

— Аллергическая реакция. Вероятно, на меланжу. Ваш сын сказал, что вы потребляете огромные дозы пряности.

— Спасибо, доктор. Прошу вас, успокойте Адриена. — Этот уклончивый ответ произвел должный эффект, и врач ушла.

Норма предпочла бы, чтобы ее оставили в покое, и она смогла сосредоточиться на своей работе, поэтому у нее не было ни малейшего желания ограничивать потребление меланжи. Недавний визит на Россак, озарение и предвидение, касавшееся появления пираний, оставили в ее душе чувство тревоги и беспокойства.