Абульурд недоуменно моргнул.

— Что вы намерены делать, верховный башар?

— Я намерен вернуться на Коррин и уничтожить последнее гнездо мыслящих машин.

Абульурд недоверчиво поднял голову.

— Но вы же знаете, сколько боевых кораблей роботов держат оборону на орбите. Мы никогда ее не прорвем.

— Мы сможем ее прорвать, если молот будет достаточно тяжел и если мы как следует им размахнемся. Потери могут быть очень большими — как в людях, так и в технике. Но пока Омниус заперт на Коррине, это наш последний шанс. Если мыслящим машинам удастся ускользнуть с Коррина и размножиться, то мы окажемся там, где были сто лет назад. Мы не можем этого допустить.

Абульурд недоверчиво поморщился.

— Как вы сможете убедить в этом Парламент? Захотят ли солдаты сражаться и погибать ради ликвидации такой призрачной угрозы? Никто не видит реальной опасности даже после того, как мы познакомились с жучками-пираньями. Я думаю, что мы начисто утратили всякую решимость и боевой дух.

— Я слышу эти отговорки уже много лет, но теперь я заставлю их посмотреть на дело пристальнее, — ответил Вориан. — Я поразил титанов и кимеков и лучше, чем кто-либо другой на всем белом свете, понимаю, сколь велика исходящая от мыслящих машин угроза. Я не успокоюсь до тех пор, пока человечество не освободится от них окончательно. Беспощадная атака по всему фронту будет наилучшим решением. Я должен закончить свое дело, дело всей моей жизни. Не надо недооценивать мою способность к убеждению в таком деле, которое задевает меня за живое и так много для меня значит.

Они долго шли рядом в задумчивом молчании. Потом Абульурд сказал:

— Когда вы успели стать таким ястребом, верховный башар? Обычно вы охотнее прибегали к военным хитростям и обманным действиям, нежели к фронтальным атакам. Но теперь вы решили провести широкомасштабное наступление? Это напоминает мне…

— Напоминает тебе Ксавьера? — Вориан улыбнулся. — Хотя мы часто расходились с ним во мнениях, пока он был жив, теперь я признаю, что мой старый друг оказался во всем прав. Да, я стал ястребом. — Он дружески хлопнул Абульурда по плечу. — Отныне ястреб будет моей эмблемой, моим символом. Он будет постоянно напоминать мне о моем долге.

На совести каждого общества есть его собственный список грехов. Иногда эти грехи определяются осуждающими актами, призванными уничтожить саму ткань общественной организации; иногда же грехи совершаются лидерами, желающими во что бы то ни стало увековечить свое положение.

Словно забыв о своих разрушительных маршах, люди собрались на праздничную манифестацию, чтобы показать свою великую радость по поводу триумфального возвращения Вориана Атрейдеса. Кимеки были мертвы, последние титаны повержены — из вселенной была навсегда устранена еще одна смертельная угроза человечеству.

Когда бронированный лимузин Вориана проезжал по усеянным обломками и обрамленным обугленными деревьями бульварам Зимии, люди устилали его путь оранжевыми ноготками. Многие несли плакаты со стилизованным изображением доблестного героя и со словами: «Герой Джихада, защитник человечества, победитель титанов».

Райна Батлер тоже выразила свою неподдельную радость в связи с «праведной казнью» последних машин с человеческим разумом, с готовностью включив Вориана — «истинного друга и последователя самой Серены» — в свое движение.

Верховный башар всегда испытывал неловкость от такого повышенного внимания к своей особе. Невзирая на свое звание и высокое положение, он всегда служил Серене и ее Джихаду, не думая о том, чтобы возвеличить себя или потребовать привилегий. Он хотел только одного — уничтожить врага.