Изменить размер шрифта - +

     Под скрежет дверей вагона, вскрываемого работягами в оранжевых жилетах, в голубое небо выстрелило шампанское. Шипучий пенный напиток, расплескивая на землю, разлили в пластмассовые стаканчики, расставленные рядком на поленнице шпал.
     - Итак, уважаемые товарищи! - вовсю актерствовал Артур. - Перерезана алая лента, и первая партия таджикского алюминия хлынет на наш московский простор!
     Публика зааплодировала.
     И вот он, последний аккорд! Тяжелая дверь с жутким металлическим лязгом отъехала, наконец, в сторону. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь дощатые щели вагона, весело заиграли по его стенам.
     На лицо Артура больно было смотреть. Стаканчик с шампанским выпал из его онемевшей руки. Рот открылся, как у выброшенной на берег рыбки.
     Вагон был пуст. Девственно чист и пуст. Если, конечно, не считать роскошной цветочной корзины, чьей-то заботливой рукой водруженной прямо в дверном проеме.
     - Так, я не понял. Не понял, - действительно ничего не понял Артур. - Что это за фигня?
     Хлебников, не отвечая шефу и не веря собственным глазам, метнулся в вагон. Окончательно убедившись в его безоговорочной пустоте, он истошно заорал кому-то вдоль вагонов:
     - Проверяй все вагоны!
     Артур, готовый, казалось, расплакаться, мешковато уселся на грязную просмоленную шпалу. В руках он держал дурацкую цветочную корзину, издевательски украшенную траурной лентой.
     У вагона суетились его люди, железнодорожные служащие, мелькали красные милицейские околыши.
     Подскочил запыхавшийся Хлебников.
     - Ну?
     Хлебников смог лишь развести руками.
     - Я тебя, муфлон, спрашиваю? Эт-че такое?
     - Все. Все, - едва переводя дух, просипел несчастный Хлебников. - Все выгребли подчистую.
     Артура затрясло:
     - Я тебя сейчас сам выгребу!
     Отвернувшись от всего опостылевшего мира, Артур, вперив бессмысленный взгляд в голубые небеса, машинально вытирал пот со лба уголком траурной ленты.
     Солнце уже залило светом все огромное пространство станции "Москва-Сортировочная". И кого-то, в отличие от Артура, оно грело гораздо ласковей. В природе всегда есть место равновесию: если где-то много горя, то в каком-то другом месте обязательно много радости.
     Буквально через десяток железнодорожных путей в сторону от злосчастного пустого состава стоял другой, точная копия предыдущего. Отличие ситуации было только в том, что вдоль него быстрыми уверенными шагами шла группа людей во главе с Сашей Беловым, Филом и Космосом. Вслед за ними едва поспевал железнодорожник. Замыкали процессию несколько боевиков из бригады.
     В проеме открытого вагона радостно распевал бодрую песенку Пчела:
     - Советский цирк умеет делать чудеса, - вопил он, имея на то все основания.
     За его спиной тускло поблескивали аккуратные штабеля металлических чушек. Это был алюминий. Тот самый, что поднимет на раз.
     Космос ласково приник к волшебному грузу:
     - Теперь это все наше, прикинь! - ясное дело, кому, как не сыну астрофизика, было оценить возможности крылатого металла.
     - Золото Маккены, - восторженно и одновременно снисходительно подвел итог Саша.
     - В Уфе, на сортировочной, вагоны отцепили, поставили пустые, опломбировали, и ту-ту-ту! Вперед, с песнями, - из Пчелы так и перли восторг и гордость за содеянное с таким блеском, он даже попробовал изобразить движущийся паровоз.
Быстрый переход