|
Можно подойти к военному и приказать промаршировать по плацу. К рабочему, чтобы отштамповал детали... А как ты можешь требовать, чтобы Художник (с большой буквы) написал картину? Это нереально! Здесь нужны вдохновение, особый настрой, особое состояние... Кто-то творит, находясь на любовном подъеме, кто-то пишет лишь на грани отчаяния... Был у меня один мальчик. Тоже вроде бы болтался без дела. Но он был очень талантлив, и я знал, что рано или поздно он выстрелит! А сколько человек талдычили: «Да брось ты с ним возиться – таких вокруг двенадцать на дюжину!» А мальчик вырос в прекрасного юношу, влюбился, женился. А после этого его любимая вместе с нерожденным ребенком попала в автокатастрофу и умерла на месте. Он с горя вскрыл себе вены и, истекая кровью, создал картину-шедевр под названием «Вечность». Вся любовь, вся боль, что бились в сердце бедного парня, вылились в его детище, в это полотно. Его жизнь удалось спасти, а «Вечность» ушла за двадцать миллионов долларов... Разве такого можно требовать от Художников каждый день?.. А парень этот заработал имя, уехал на долгие годы жить за границу... Написал много замечательных полотен, стал мультимиллионером... Я даже и не знаю, чем он занят сейчас. Он может быть владельцем чего угодно. А может уже и не делать ничего, живет себе на проценты от заработанного. Вот такая судьба... И я в каждого художника верю, а если он сейчас пьет, значит, так потребно его душе. Если он спит до часу дня, значит, так и надо... Зато, когда его окрылит вдохновение, он перестанет и есть, и спать, и наверстает упущенное... И я, Наум Свобода, которому самому не хватило божьего дара, никогда не закрою дверь ни перед одним, возможно, недопонятым талантом.
Как раз сейчас «недопонятые таланты» блуждали по кухне Наума в поисках еды и питья. Никто не обращал внимания ни на самого хозяина, ни на его гостью. Они же мило беседовали по душам, а эту историю о бедном художнике, ставшем мировой знаменитостью и миллионером, Ася от Наума слышала и раньше, а сейчас почему-то вспомнила. – А как его звали? – спросила Аксинья. – Не думаю, что я имею право это говорить. – Очень известное имя? – Очень... Сама Аксинья не стала художником в полном смысле этого слова, шедевров не создавала. Ася была всего лишь даровитым декоратором, что давало ей приличный заработок, позволяло оплачивать мамин приют, дважды в год ездить на курорты и содержать свою квартиру и себя в полном порядке. – «Клюковки» выпьешь? – предложил Наум Тихонович. – Выпью. Хозяин разлил по рюмкам приятного цвета жидкость. – На собранной в болотце клюкве, экологически чистый материал, так сказать... За здоровье! – Действительно, вкусно. Как же у тебя все уютно и по-домашнему. – О чем ты говоришь! Мой дом – твой дом! Ты же знаешь, Ася! И в радости, и в горе... Но что-то мне подсказывает, на этот раз ты не с радостью. Бледное лицо, напряженный взгляд, дрожащие губы... Что стряслось, Аксинья? Мы столько лет знакомы... Ты можешь мне доверять. – Конечно, поэтому и пришла... Выпьем еще? – «Клюковка» понравилась или напиться хочешь? – Это имеет значение? – В принципе нет. Мне будет приятно услышать, что тебе по душе моя «клюковка». А если хочешь напиться, то в доме еще полно места, где я смогу тебя положить. И вообще, Ася, оставайся тут сколько надо. – Спасибо. За здоровье! Вторая рюмка догнала первую. Ася придвинула тарелку, куда от души наложила винегрета, зная, что Наум делает его лично по старинному русскому рецепту, и все говорят, пробуя это блюдо: «Пальчики оближешь». После четвертой «клюковки» напряжение ушло с Асиного лица, и она внимательно посмотрела в глаза человеку, к которому приехала. |
