Ведь хиппи полагалось говорить на жаргоне, слушать музыку и никогда ничего не делать. Мама даже одно время думала, что у меня крыша поехала. Она пригласила к нам какого-то профессора психиатрии под видом гостя. Я случайно услышал разговор по телефону. Сначала хотел ее разыграть, прикинуться шизиком, но побоялся — у мамы слабое сердце. Профессор пришел вечером: солидный такой дядька, у него в кармашке жилета были золотые часы луковичкой и висела такая золотая цепочка — я думал, так ходили во времена Чехова. Но в этом был стиль и определенный шарм. Конечно, я ему сразу сказал, что знаю, кто он такой. Профессор оказался интересным мужиком. Что я удручающе нормален, он понял быстро. Но ужин у мамы был вкусный, уходить он не торопился и рассказал мне много интересного и неожиданного. Даже домой пригласил — посмотреть библиотеку. И я пошел. Книги у него по тем временам были редкие, ведь и Карнеги у нас купить нельзя было. И мне стало некогда плести фенечки и ничего не делать. Так и не получилось из меня настоящего хиппи.
— Значит, вы увлеклись психологией?
— Да. Профессор мне здорово помог в выборе профессии, да и в личной жизни.
— При чем тут личная жизнь?
— Дело в том, что он был голубым. Некоторое время он терпел мои посещения, а потом сказал, что если я хочу и в дальнейшем пользоваться его библиотекой и другими благами жизни — он был человек не бедный, — то я должен проявить к нему благосклонность. Я, будучи на тот момент еще девственником, растерялся. Идея мне не нравилась, но и альтернативного варианта пока не намечалось.
— И? — Рот Ирмы даже приоткрылся от удивления. Она, конечно, не была ребенком, но на кафедре отечественной истории, где средний возраст сотрудников выше пятидесяти, разговоры велись все больше о науке. Поэтому ей было ужасно интересно.
— И здоровые инстинкты взяли вверх. Я понял, что это не мое… Наверно, вашим родителям было проще. Девочки менее склонны к независимости.
— Да… Но вы сказали, что увлеклись психологией, а стали менеджером по рекламе.
— Ну и что? Знание психологии помогает в любом деле. У вас наверняка тоже были какие-то хобби, не связанные с выбранной профессией. Вот скажите, чем вы увлекались в детстве?
С точки зрения Павла, вечер прошел неплохо. Они много разговаривали, смеялись, даже немного потанцевали. Но он с удивлением вынужден был констатировать, что узнал про девушку удручающе мало. Наоборот, к собственному удивлению, поймал себя на безудержном распускании хвоста. Он говорил, говорил и просто не мог остановиться. Внимательный взгляд зеленых глаз завораживал Павла. Вечерам, стоя под прохладным душем — а что еще остается здоровому молодому человеку после первого свидания, — он думал об этих зеленых глазах, нежной коже и замечательной фигуре. И танцует она хорошо. Чувство ритма у нее прекрасное. Чувство ритма… Черт. Воду надо сделать похолоднее.
Между тем дни шли. Ирма съездила в аспирантуру и забрала документы. Завкафедрой долго качал головой:
— Что же вы, деточка? Ведь ваша кандидатская почти готова.
— Я… мне нужно… время. — Не могла же она сказать, что ей вдруг просто захотелось жить, чтобы кругом было шумно и интересно, что университет из любимого и безопасного дома превратился в тюрьму, полную призраков и воспоминаний.
— Я понимаю. — Он внимательно посмотрел на Ирму поверх очков. — Вы похорошели.
— Спасибо, — едва слышно ответила девушка.
— Ну что ж, надумаете — возвращайтесь. Восстановиться можно и через несколько лет.
Разговор со Светланой Максимовной вышел куда более тяжелым. Та расценила уход аспирантки как предательство и дала понять, что лично она сделает все, чтобы в университет Ирма больше не попала. |