Они ровесники, с удивлением отметила про себя Грейс. Она вдруг почувствовала, что именно в эту минуту между ней и маркизом устанавливается какая-то тесная связь. И надо сказать, это ей не было неприятно.

– Значит, получается, вы живете в заключении вот уже одиннадцать лет.

Да, целых одиннадцать лет он вынужден терпеть грубость своих охранников, целых одиннадцать лет полной изоляции и целых одиннадцать лет сумасшествия. Ему не хотелось думать о своих злоключениях и жалеть себя. Какой в этом толк?

Маркиз равнодушно пожал плечами.

– Могло быть и значительно хуже. Если бы не… доброта моего дяди. – Он слегка прикусил нижнюю губу. – Благодаря его участию и заботе меня оставили здесь, а не поместили в сумасшедший дом. Думаю, там я бы точно не смог выжить.

– Прожить одиннадцать лет фактически в заключении… – потрясенно проговорила Грейс.

Внезапно прекрасная еда потеряла вкус. Грейс положила вилку и нож. От ее глаз не укрылся тот факт, что маркиз съел еще меньше, чем она.

Он снова пожал плечами.

– И, тем не менее, в каком-то смысле это к лучшему. По крайней мере, тогда было к лучшему. – На его лице промелькнула язвительная улыбка.

– Вы все время говорите о своем дяде. А родители у вас есть? Может быть, есть сестры и братья?

– Мои родители умерли еще до того, как я заболел. И других детей у них не было. Дядю назначили моим официальным опекуном. Предполагалось, что он будет распоряжаться моим наследством до моего совершеннолетия. Но случилось так, что у меня началась душевная болезнь, и, соответственно, дядя продолжает опекать меня и поныне. – Мэтью окинул рассеянным взглядом элегантно сервированный стол и нахмурился. – Разве лорд Джон не рассказал вам обо всем этом? Думаю, он должен был нарисовать обстановку хотя бы в общих чертах. – Он вдруг замолчал, но через несколько секунд заговорил снова: – Надеюсь, это для вас не как гром среди ясного неба и вы не будете биться в истерике.

– Не буду, – бросила она. – И хочу еще раз повторить – я не знаю Вашего дядю.

Выражение его лица сделалось напряженным, в глазах снова промелькнуло презрение.

– Я не верю вам. Послушайте, неужели это не понятно? Я повторяю в последний раз: я вам не верю. – Он отодвинул стул от стола и торопливо поднялся, – Я очень устал от этого разговора, мадам. Спокойной ночи.

Он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Потом прошел по холлу, и вскоре его шаги послышались в саду.

Грейс облегченно вздохнула. Наконец-то она осталась одна. Мышцы у нее на груди теперь уже не так болели, но от ремней на коже все еще оставались красные полосы. Вокруг запястий и щиколоток тоже были заметны синеватые «браслеты».

Возможно, такая недоверчивость маркиза являлась следствием его душевной болезни. Перед смертью у ее мужа тоже появились всякие странности. Но он был старым и больным. Грейс подумала, что у нее нет ни достаточного жизненного опыта, ни специальных знание чтобы определить степень помешательства маркиза. Но если бы кто-то спросил ее мнение на этот счет, она сказала бы, что маркиз был чрезвычайно умным человеком. Кажется, от его глаз не ускользала ни малейшая деталь.

Может ли человек быть одновременно и больным, и умным, таким внимательным и понимающим?

Впрочем, сейчас ее больше волновал не вопрос, сумасшедший ли маркиз или нет, а что он собирался делать с ней в самом ближайшем будущем. Пока он и пальцем к ней не притронулся, только помог, когда ей сделалось дурно. И было очевидно, что он не из тех, кто станет прибегать к насилию.

Но кто знает…

Вглядываясь в темные кроны растущих за окном деревьев, Грейс почувствовала, что дрожит.